И круто повернулся и зашагал вдоль плотины, но только не к дому, а в поле, на ту сторону реки.
Кровь гнева пошатывала его.
А в толпе помольцев шел торжествующий говор:
- Ох, ловко же он ему плеснул!
- Да-а, только-только что на ногах выстоял наш Кондратьич!
- А так ему и надо, проклятому! Што ведь надумал! Ну, как же: господин крупчатный мастер!
- Ишь харю-то наел - краснехонька: хоть онучи на ней суши!
Кондратьич, опамятовшись, с неутолимою злобою глянул вслед удалявшемуся Шатрову:
- Ну, погоди, дождусь и я своего часу: будешь ты передо мной лбом об половицу стучать!
Вечером этого же дня, когда уже разъехались гости, Ольга Александровна постучалась в кабинет мужа.
Сначала ответом ей было глухое молчание.
Она повторила стук.
- Нельзя ко мне! - Голос Арсения Тихоновича звучал угрюмо и отчужденно.
Но уж ей ли было не знать, что надо делать в таких случаях!
- Хорошо, я уйду, Арсений!
И эта холодная угроза обиды и негодования тотчас же отомкнула ей дверь.
- Ну?!
И, не выдержав ее взгляда, отвернулся, отошел, стал смотреть в окно.
Она стала сбоку - так, чтобы видеть его лицо, и молча, укоризненно покачала головой.
Он засунул руки в карманы, вскинул голову и, усмехнувшись, проговорил с выражением вызова и независимости:
- Ну? Уж донесли тебе, вижу, обо всем?!
Ольга Александровна все так же укоризненно и молча смотрела на него. Глаза, ее стали наполняться слезами.
Этого он не выдержал:
- Тебе что ж - наверно, жалко стало этого мерзавца?!
Оба они знали, что говорят о происшествии на плотине.
- Э-эх! Стыдись, Арсений, стыдись! Тебя мне стало жалко, т е б я!
- Объяснитесь, сударыня: что-то я не пойму вас!
- Прекрасно понимаешь. Не притворяйся, не прячься за свою неудачную иронию! Шатров, Арсений Тихонович Шатров рукоприкладством занимается, своих служащих по лицу бьет... публично!.. Какой позор! Нечего сказать: ознаменовал день моих именин!
Он вспылил:
- Да, матушка моя, ты знаешь ли, что он, этот мерзавец, Кондратьич твой, сделал?!
- Знаю.
- А знаешь - так и не указывай, как мне с ним и что!
Арсений Тихонович разгорячился:
- Слюнтяйство, сантименты я стану разводить с ним? Так, что ли? Солдатка солдаткой. Гнусность, конечно, и за это следовало! Но понимаешь ли ты, во что это все могло вылиться?! Да знаешь ли ты, что за этим могло последовать?! Нет, не понимаешь! А вот на плотину бы тебя в то время, когда этот, с выбитым глазом, муж ее, солдатки, за грудки тряс вашего дражайшего Кондратьича! Послушала бы ты, что в народе кричали: и твоего муженька неласковыми словами помянули! А солдат ее - фронтовик, имей в виду. Фронтовик. Тяжко раненный. А ты знаешь, с какими настроеньицами они из окопов-то возвращаются нынче, солдатики наши? Они скоры нынче стали на расправу! Долго ли ему пук соломы сунуть ночью, керосинчику плеснуть, спичкой чиркнуть?! И поминай, как звали шатровскую крупчатку! Это пустяк, что у меня тут тысячи пудовичков под навесом складены - военному ведомству. А ведь весь корпус сгорит, турбина погинет, вальцы... А где ты их теперь достанешь? Война! Да и электричества лишимся. А ты же каждый день из окна видишь, что у меня уже все на том берегу для лесопилки электрической заготовлено. Да в такую сушь как заполыхает, так и мосты, оба, да и плотины сгорят! Вот что может быть! А ей, видите ли, этого негодяя Кондратьича жалко: некультурно я, видите ли, обошелся с ним. Нет, милая моя, теперь состоятельному человеку очень бережно надо возле народа проходить!..