Однако сэр Чарлз не учел необычайную наблюдательность и деловитость мисс Милрей. Во-первых, она знала, что ее хозяин любит иногда производить химические опыты в полуразрушенной башне в саду. Во-вторых, она заметила, что никотин, который она заказывала для опрыскивания роз, расходуется необъяснимо быстро. Когда мисс Милрей прочла в газете, что мистер Беббингтон отравлен никотином, она с ее острым умом сразу поняла, чем занимался у себя в лаборатории сэр Чарлз.
Он добывал из раствора для опрыскивания роз чистый алкалоид.
Мисс Милрей не знала, как ей поступить. Она с детства была знакома с мистером Беббингтоном, и в то же время глубоко и преданно любила своего неотразимо-обаятельного хозяина, любила так, как способна любить только дурнушка.
В конце концов она решается уничтожить приборы в лаборатории сэра Чарлза. Сам он столь уверен в своей безопасности, что и не помышляет об этом.
Итак, мисс Милрей отправляется в Корнуолл, я следую за ней.
Сэр Чарлз снова засмеялся.
Сейчас, более чем когда-либо, он выглядел настоящим аристократом. На лице его выражалась брезгливость, точно он увидел крысу.
– Значит, эти старые химические приборы и есть все ваши улики против меня? – с презрением спросил он.
– Нет, – возразил Пуаро. – Еще ваш паспорт, где указано, когда вы уехали из Англии и когда вернулись. И Глэдис Мэри Бидон, жена Чарлза Бидона, находящаяся в психиатрической лечебнице в графстве Харвертон.
До этой минуты Мими не проронила ни звука и сидела, не шелохнувшись, точно статуя. Но тут она встрепенулась. У нее вырвался негромкий вскрик, похожий скорее на стон.
Сэр Чарлз повернулся к ней – движения его были неторопливы и величественны.
– Мими, вы ведь не верите ни единому его слову, правда?
Сэр Чарлз с улыбкой простер к девушке руки.
И Мими медленно двинулась к нему, будто он ее гипнотизировал. Ее глаза, в которых застыла мучительная мольба, неотрывно смотрели на него. Сделав несколько неверных шагов, она вдруг опустила глаза, дрогнула, не зная, куда идти, у кого искать поддержки.
Внезапно она вскрикнула и упала на колени перед Пуаро.
– Это правда? Правда?
Пуаро движением, исполненным доброты и сочувствия и в то же время твердым, положил руки ей на плечи.
– Правда, мадемуазель.
В полной тишине слышались только рыдания Мими.
Сэр Чарлз будто сразу постарел.
Теперь у него было лицо старика, на котором пагубные страсти оставили свой след.
– Будь ты проклят! – хрипло сказал он. За всю свою долгую жизнь на сцене он не произнес реплики, в которой звучала бы такая неподдельная и такая бессильная злоба.