Зубов не помнил, как оказался на улице. Очнувшись, увидел, что стоит у дома, сжимая фуражку в руках. Нахлобучив ее на голову, Зубов вскочил в экипаж.
— В управление! — велел кучеру.
«Прав Илья! — думал он дорогой. — Она невозможна! И на что я, старый дурак, польстился? Как последний лох, по словам Ильи! Это надо же: гиена! Ведь от чистого сердца сказал! На беременной бы женился! Не попрекнул бы никогда! Нет, выгнала! И они обижаются, что мы женимся на вейках! С Гордея пример надо брать! Найти себе веечку, кроткую, милую, любящую, и забыть об этих привилегиях. Илья верно говорит: указ о чистоте крови отменят, ИСА закроют, пусть тогда ищет пропитание! Не хотела за полковника, пойдешь за сапожника. Будешь щи ему варить, а он тебя — шпандырем!»
Представив эту картину, Зубов зажмурился от удовольствия. Он сознавал, что грезит чушью: ничего подобного с Александрой, конечно же, не случится. Однако обида душила, и Зубов дал себе волю. Только у подъезда управления он пришел в себя. Подскочивший жандарм отворил дверь экипажа, Зубов вышел и степенно стал подниматься по лестнице.
«Запросить агентурные сообщения о планах очхи, — намечал он мысленно список дел, — выстроить их в порядке важности, а после составить записку. В Генштабе жандармов не жалуют, но такие бумаги под сукно не кладут. Записку предварительно показать Илье — наверняка еще чего вспомнит. Как он прав в отношении Добужинской!» — вдруг выскочила мысль, но Зубов ее немедленно отогнал. Мешала.
Памятник Нечаянному Спасителю был хорош. Я опасался, что он окажется похож на монумент Ивану Сусанину в Костроме: некто в долгополой одежде указывает рукой в землю. Местный скульптор оказался талантливее. Спаситель стоял на низком камне и, обернувшись, жестом звал людей следовать за ним. Лицо его было сосредоточенным и взволнованным.
— …Работа известного скульптора Юрия Иванова, — донесся голос экскурсовода. — Как известно, средства на памятник собирали по подписке, всем миром, как на знаменитый памятник Пушкину в старосветской Москве. Был объявлен конкурс, и по итогам всенародного обсуждения выбрали модель Иванова, которую и отлили в бронзе.
«Никаких откатов и друзей-мэров! — вздохнул я. — И никто не плюется, проезжая мимо».
— А вот, собственно, и сам Проход! — Экскурсовод стоял возле каменной плиты, как бы выступавшей из склона холма. — Он ничуть не изменился с той поры. Как видите, вверху на плите выбита надпись. Что она означает, неизвестно. Не одно поколение ученых пыталось расшифровать ее, однако попытки не увенчались успехом. Ученые сходятся лишь во мнении, что это шумерская клинопись…