Однако чем старше она становилась, тем тяжелее делался взгляд Каталины.
Тем длиннее казались лестницы в Астоуне и медленнее двигались слуги.
С пятнадцати лет она начала сбегать в город – подкармливать бродячих
собак и их хозяев. Даже без лишних предупреждений те прилежно хранили ее
благородство в тайне. Но Элейн знала, что однажды ее поймают и, скорее всего,
запрут в башне до скончания веков. Тогда она наверняка выбросится из окна,
разобьется о камни (если выберет правильное окно) и превратится в русалку. И
наконец-то уплывет на край света, подальше от Астоуна.
А пока ей приходилось довольствоваться короткими вылазками, чувствуя,
как каждый раз за спиной разматывается шелковый поводок.
...Месяц назад в общественном парке Элейн натолкнулась на человека в
смешной кепке – он дремал на скамье, подложив под голову чемодан. Кепка чудом
держалась на встопорщенной шевелюре. Он был скромно одет, и поначалу Элейн
приняла его за бродягу. Тот долго распалялся, доказывая обратное, однако от
бутербродов и горячего кофе отказываться не стал. С тех пор в ее беседке
появился новый жилец. О чём думала Элейн, приглашая заезжего студента на
постой, она сама не знала. По-крайней мере, на первых порах.
Джеральд был из другого мира. Его приходилось постоянно одергивать,
чтобы говорил потише и не размахивал руками, рассказывая о том, что творится за
пределами Астоуна. Они боялись появляться в городе, а потому часами гуляли по парку
на границе владений леди Каталины. В тот месяц они почти убедили себя, что
смогут вечно прятаться в секретной клетушке под землей.
...Иногда Джеральда пугало происходящее. Череда случайностей, завлекшая
его в чужую страну, потом в маленький город, в парк, облюбованный воронами, на
скамейку в конце дубовой аллеи, на что-то намекала, вложив в его руку эту белую
девичью ладонь. Но хоть убей, он мог думать лишь об одной причине. Каждую ночь,
что они проводили вместе, целомудренно разделив спальные мешки импровизированным
столиком, он твердил себе, что ничего этого не должно быть. Два астероида,
пролетевшие полгалактики и столкнувшиеся над их головами, казались более
вероятным событием, чем два спальных мешка на расстоянии вытянутой руки, из
которых они смотрели друг на друга, словно испуганные котята. Она просила его
рассказать что-нибудь, и он трещал без умолка, пока она не засыпала, продолжая
улыбаться. Днем говорила Элейн – стращала его байками о семействе Чесбери и
Астоуне. А порой они оба умолкали и брели по подлеску, взявшись за руки, будто
два призрака.
...В тот день тропинка вывела их к шоссе. Это был единственный
проторенный путь из замка в город, поэтому они остановились, раздумывая, не
пора ли повернуть обратно. Дорога была пуста; на их счастье, в это время здесь
мало кто ездил. Солнце пронизывало неподвижную листву до самой земли. Воздух
был прозрачным и теплым, они стояли, словно зачарованные. Потом что-то кольнуло
Элейн. Смутное предчувствие – кто-то шепнул в самое сердце: «Беги». Невдалеке
послышался шум, и она испуганно потянула Джеральда прочь.