— Простите, что втянула вас в эту ужасную сцену в церкви, — прошептала она.
— Это не имеет значения. Не могу сказать, что я удивился, — ответил Роуленд. — Свадьбы оказывают на вас прямо-таки кошмарное влияние.
Ей захотелось зарыдать от такого великодушия. Джентльмены, которых она знала, не переставали трезвонить о том, что их втянули в постыдное дело.
Он погладил ей щеки и голову, его бледные глаза потемнели. Большой палец чуть опустился и коснулся ее приоткрытых губ. У Элизы участилось дыхание.
И вдруг в мгновение ока выражение его лица изменилось. Он тихонько чертыхнулся и прижался лбом к ее лбу. Она опустила глаза и увидела, как ритмично поднимается и опускается его огромная грудь. Очевидно, он боролся с собой, собираясь принять решение.
А затем он буквально набросился на нее. Она ощутила на щеках и губах его хриплое дыхание. Он согнул колени и сдвинул свои мощные руки таким образом, чтобы плотнее прижать ее к себе, его широкая грудь стиснула ей груди, которые заныли, распространяя это ощущение по всему телу.
Он застонал и обнял Элизу так, словно хотел защитить от бури, словно хотел уберечь ее ценой собственной жизни.
О Господи! Он целовал ее — и совсем не так, как в церкви, и не так, как она, когда с ее стороны это был жест нежности. Этот поцелуй был воплощением страсти.
Его рот дразнил ее губы с незабываемо нежной, но мужской добросовестностью. Он пробовал ее на вкус и ласкал губы до тех пор, пока она не потеряла над собой контроль. Он покусывал уголки ее губ, и она инстинктивно открывала их, впервые становясь от этого уязвимой.
Элиза была ошеломлена силой страсти, охватившей их обоих. Никогда в жизни она не испытывала такого экстаза. Хотя ее и целовали-то всего лишь дважды за всю жизнь — и, конечно же, без столь откровенной чувственности. Сейчас это был не просто поцелуй. Это было нечто запрещенное для целомудренной женщины. Она должна бежать от этого. Однако она не могла пошевелить ногами.
Он когда-то поклялся не делать этого. Он дал зарок, что желание и страсть никогда не сделают его неуправляемым. Он жил в соответствии с простым, суровым кодексом поведения. И вот женственность в виде этой высокой хрупкой девушки напрочь растворяет выстроенные и дотоле не нарушаемые строгие правила. Роуленда ужаснуло, как легко забралась она ему в душу. Каждый дюйм тела горел к ней желанием.
Прошли десятилетия с тех пор, как он по-настоящему ощущал вкус женских губ. Да, соединялись важнейшие части тела, это было. Но такое… Этот пьянящий вкус был тем кошмаром, который способен довести до грехопадения.