— Уж не сам ли Энвер? — вслух сказал Сухорученко и пришпорил коня.
Взбешенный столь непривычным обращением, Лихач рванулся, и Сухорученко промчался через базар и ворвался в большой, мощенный квадратным кирпичом двор, окруженный нарядными постройками.
Осадив коня, он оглянулся.
И, надо сказать, удивился. Двор оказался белым от чалм. С полсотни людей, облаченных в яркие халаты, склонились перед внезапно ворвавшимся всадником, и Сухорученко не видел ни одного лица, а только море чалм.
— Что такое? — громко спросил Сухорученко.
По чалмам прошло только легкое колебание.
Сухорученко с силой послал клинок в ножны. Сталь резко звякнула, и сразу же чалмы встревожено вздернулись вверх, а из-под них показались бледные, трепещущие бородатые лица.
— Пусть чистый сахар наполнит ваш рот, господин, и сладость его подсластит гнев ваш, господин… — звучал льстиво голосок по-русски с явным татарским акцентом.
С любопытством Сухорученко разглядывал маленького, очень дряхлого, но сохранившего на лице девичий румянец старичка и ничего не понимал.
— Да не проникнет в ваше сердце и в вашу благородную печенку гнев…
— Хватит о сахаре и печени! Что здесь такое? Давай Энвера! — закричал Сухорученко…
— Господин, — вздохнул старичок, — господни, зять халифа не изволил почтить нас своим посещением.
— Где же он, дьявол его возьми?! Где он, наконец, шигардакает, собака?
— Господин, нам неведомо. Мы, с вашего позволения, старосты махаллей города, собрались проводить достопочтенного бека кабадианского, поспешившего по ряду жизненных обстоятельств покинуть свой город, и мы…
— Так что здесь, бекский дворец? — спросил Сухорученко.
Он увидел на большом айване дастархан, уставленный посудой, горами лепешек, виноградом, и усмехнулся.
— Так в чем же дело! — воскликнул он, спрыгивая с коня. — Значит, проводы. Ну что ж, теперь устроим встречу.
Аппетитно пахло жареным мясом. Сухорученко быстро распознал, откуда идет соблазнительный запах. Он сунул свой нос в круглое отверстие печи и сразу установил, в чем дело. Оказывается, барана изжарили целиком в большом тандыре. Конечно, он не предназначался для командира красной конницы.
Сухорученко прошел по проходу, образовавшемуся в толпе чалмоносцев, через двор, вбежал, звеня шпорами, по лестнице и сел важно на почетное место перед дастарханом.
Над обширным внутренним двором высились гиганты чинары с голыми ветвями. Из-под корней их били ключи, и вода, холодная, чистая, шумно бежала мимо возвышения. На ветвях висели бесчисленные клетки с перепелками, усердно перекликавшимися друг с другом. Сразу же за возвышением поднимался дом бека с верхними решетчатыми проемами, с большими, европейского типа окнами, заклеенными тонкой восковой бумагой. Слева жили слуги и охрана, в глубь двора вытянулись конюшни, по меньшей мере лошадей на сорок — пятьдесят. Бек не жалел денег на постройку, и все двери, колонны и даже столбы у конюшни были искусно покрыты резными украшениями.