Мы болтали о том о сем, и потом она все-таки не удержалась:
— Наверное, ты меня ненавидишь?
— Почему ты так думаешь? — сказал я. — Эдиса ведь больше нет.
— Я его очень любила.
— Я знаю. Но что поделаешь, если уж все так складывается…
— Я чуть с ума не сошла.
— Верю. Проклятая лейкемия!
— Так ты не презираешь меня…
— Нет.
— Я очень любила Эдиса.
— Знаю.
И все-таки я Лилиану ненавидел. Глухо, где-то в подсознании, какой-то инстинктивной животной ненавистью. Хоть умом и понимал, что я не прав, что не может жизнь остановиться потому только, что брата не стало. Я знаю, как любил Лилиану Эдис, однако не могла же она весь свой век скорбеть по Эду, потому как век один. И теперь с Лилианой живет кто-то чужой, возможно, они даже счастливы, а Эдиса нет и не будет никогда… Я понимал, что не прав, и потому взял себя в руки и промолчал, чтобы не причинять ей боль, ей и без того досталось пережить, и, может, она часто вспоминает брата, а иногда, возможно, видит его во сне. И все равно я ее ненавидел, хоть и нечего мне было ей прощать, потому что ни в чем она не была виновата.
— Ну, я должен идти, — сказал я. — Всего хорошего.
— Будь счастлив, — шепотом проговорила она на прощание.
Я не ответил.
Я все шел и шел и вошел в больничный парк, потом в посыпанную белым песком аллею.
Была ночь.
Сияла большая круглая луна, тоже совсем белая. Небо было темно-синее, без туч, но и без звезд. Аллея тянулась в бесконечность, и деревья цвели синими с фиолетовым отливом цветами. Между деревьев маячили белые мраморные постаменты и стояли скульптуры; некоторые были покалечены, а иные — целехонькие. Много было пустых постаментов.
Я тут однажды был, я знал это, но не помнил, что дальше. Начиналось все так же, как в прошлый раз.
Воздух был прохладен, свеж и душист. Я в себе чувствовал легкость. Кругом было тихо.
Двинулся вперед, шагов не ощущал.
В кустах заметил тучного мужчину с невыразительным лицом. Он помахал руками, без малейшего труда поднялся в воздух и совершил посадку на постамент.
Я изо всех сил напрягся, стал легким, как пылинка, и взлетел к зеленым кронам деревьев.
Мысли были легки и светлы. Чуточку кружилась голова.
Скользил по аллее вперед, потом вдруг почувствовал, что могу лететь, не шевеля руками. В просветах листвы мимо скользили черные здания с мертвыми глазами, потом впереди завиднелся многоэтажный ярко освещенный дом, в его окнах двигались тени. Неощутимый поток воздуха принес меня к настежь распахнутой двери. Я влетел и приземлился.
Потолки и стены помещения были белыми, а пол выложен красной изразцовой плиткой.