— Я отвечу тебе завтра, — выдохнул Осмонд, потирая глаза. — Мы узнаем об этом больше после анализа культур. Если все пойдет хорошо, мы поймем, кроется ли жизнь в этом метеорите.
— В самом деле… А пока не пообедать ли нам вместе? — предложил Эрван.
— Oh sorry,[29] дружище, я еще поработаю. А завтра вечером я буду посвободнее.
Они попрощались, и Осмонд вернулся в зал Теодора Моно. Отец Маньяни уже сидел за компьютером, невозмутимо продолжая свое дело. Под смиренным, скромным видом этого добряка крылось незаурядное упорство, и Питер Осмонд должен был признать, что научные критерии священника полностью согласуются с исследованиями в астрофизике. Осмонду нелегко было признаться молодому коллеге, что он устал. Разница в годах у них была в добрый десяток лет, но американец, человек крепкого сложения, решил немного расширить пределы своей выносливости. Отец Маньяни, от которого не ускользнул усталый вид коллеги, предложил ему отдохнуть, ибо он вполне заслужил это.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Осмонд. — Мы неплохо продвинулись. Остается только хорошо поспать ночью. — Он указал на чашки с культурами, стоящие в ряд под стерильным колпаком: — Эти маленькие твари в них поработают вместо нас.
Осторожно взяв метеорит, он положил его в сейф и повернулся к священнику.
— Вы вовсе не обязаны мне давать код, — предварил его предложение тот.
— И все же я это сделаю. Я был немного груб с вами вчера. Сожалею, я понял, что вы заслуживаете доверия. Это…
— Тысяча шестьсот тридцать три, — сказал отец Маньяни.
Потрясенный, Осмонд посмотрел на него:
— Вы подглядывали за мной?
— Ни в коем случае, — сказал отец Маньяни с доброй улыбкой. — Простая дедукция.
— А именно?
— Я провел историческую аналогию. Я был уверен, что вы числите меня как ограниченного служителя Церкви, а себе присвоили роль одержимого наукой. Вы наверняка подумали о Галилее, вынужденном Инквизицией отказаться от своих убеждений в тысяча шестьсот тридцать третьем году…
Питер Осмонд тихо покачал головой. Решительно, он недооценил этого человека.
— Согласен, отец Маньяни, я убежден в вашей честности.
— Благодарю вас, Питер. Вы пойдете завтра утром в большой амфитеатр почтить память профессора Хо Ван Ксана, в десять часов?
— Думаю, да.
— Значит, там увидимся.
Отец Маньяни закрыл компьютер, собрал свои бумаги и положил их в портфель.
— Чем вы собираетесь заняться сегодня вечером?
— О… Я вернусь в гостиницу и рано лягу спать, — ответил американец. — Я… совсем трухлявый.
— Вы хотите сказать — разбитый?
— Yes… разбитый… А вы?
— Думаю, что последую вашему примеру. Нас ждет завтра трудный день. Доброго вечера, Питер.