Изысканная сервировка, круглые столы с закусками и цветочными композициями, столы с напитками по бокам. У каждого — свой официант. Нам достается малахольный юноша с едва намечающимися баками. Видимо, на должности он недавно, двигается медленно, меланхолично, по ходу пьесы приобретая недостающее мастерство.
Когда я захожу в зал, наш стол еще пуст, за ним сидит лишь одна барышня, только что прилетевшая из Набережных Челнов. Она тоже никого не знает и настороженно знакомится. На ней коричневое длинное платье (все прочие барышни ног не скрывают, и правильно делают), потом она напьется и будет кричать: “Я татарка… Я как татарка…”
Что она хотела этим сказать? Пьяная, прицепилась к Илье, вышедшему в конце вечера на крыльцо выкурить сигару с Джорджио. Требовала, чтобы он немедленно шел к жене. Илья не знал, как от нее избавиться, но терпел и не поддавался. Впрочем, я забежал немного вперед.
Я так и не решился сесть рядом с посланницей Набережных Челнов, по одну ее руку уселся Дима, которого я видел несколько раз на московских тусовках Ильи (он обеспечил свадьбу эксклюзивным шампанским), и Женя.
Лицо Жени показалось мне знакомым по пьянке в “16 тоннах”, и я начал с ним общаться. Хотя потом, когда Илья представил нас друг другу, оказалось, что мы никогда с ним не виделись, он прилетел специально из Лондона. Женя происходит из Киева, занимается архитектурой и строительными подрядами. Чуть позже к нам присоединился еще один лондонский житель — длинноволосый прихиппованный Илья.
Вот, собственно, и все. Другие стулья за столом так и остались пустыми. Мы оказались исключением: за другими столами, с родственниками и людьми ближнего круга, свободных мест не было.
Пока все рассаживались и вкушали первые закуски (рулеты с брусничным соусом — официант начинает предлагать грибочки или паштеты из куриных грудок, потом ему надоедает вербальный диалог, он подходит и молча накладывает севрюгу и прочие деликатесы с маринованным виноградом, красными раками и стебельками спаржи), а тамада наращивает децибеллы, на импровизированной сцене выстраивается хоровод молоденьких балерин. Врубается “Вальс цветов”, и девочки встают на пуанты. Слава богу, я сижу к ним спиной, вкушаю вкусности и мысленно кричу: “Тёлки, идите к Батхеду!”
Из меня начинает выходить жар, накопленный за долгий день. И я понимаю, что не в состоянии переносить громкую музыку. Каждый раз при объявлении очередного номера культурной программы я незаметно (ха, незаметно: хипповатый Илья, который пятнадцать лет не был дома, в Питере, и жаловался, что “потерял коннект с городом”, спрашивал меня: “Чувствуешь себя не в своей тарелке?”) выходил на крыльцо.