— Скажите откровенно, генерал, каковы были ваши планы в этой войне? Теперь это уже не секрет.
— По прану сорок пятый год предпорагар дать вам бой Чанчунь, Сыпингай, Мукден. Потом мы хотели пресредовать вас вдорь зерезной дороги до станции Карым-ская.
— Почему так близко? Ручка-то у вас называется «До Урала»?
Усироку Дзюн не ответил. Державин задал другой вопрос:
— А скажите откровенно, как вы расценили выход наших танков на Большой Хинган?
— Мы очень быри доворьны.
— Почему? — удивился Державин.
— Мы быри уверены, что Большой Хинган для танков непроходим.
— И посчитали нас глупцами?
— Нет, хитрецами, — улыбнулся Усироку Дзюн. — У Хингана можно стоять осень, зиму. Янки не доржны обижаться на вас — горы, трудно. Можно извинить.
— Вот как! Еще вопрос: вы ждали нашего выступления?
— Мы не думари, что вы пойдете в августе — в августе здесь всегда дожди. У вас быр невероятный темп наступрения. Я в первый день потеряр управрение войсками.
— Мы на это и рассчитывали.
— А скажите — теперь это тоже не секрет, — скорько у вас в Маньчжоу-ди-Го войск? Много? — Японский генерал хитро прищурил глаза.
— Мне трудно на это ответить: я не главнокомандующий. Но, думаю, миллиона полтора есть. А у вас? По нашим сведениям, миллион двести тысяч.
— Возможно... Да.
— Превосходство, как видите, небольшое, примерно в один и две десятых раза.
— Да, один и две десятых... — неопределенно проговорил Дзюн и задумался.
— Между прочим, точно такое же превосходство имел наш Куропаткин против вашего маршала Оямы — триста тридцать тысяч против двухсот семидесяти. Так ведь, кажется?
— О да... Но теперь вы имеете много орузия.
— Что верно, то верно! Тогда не у каждого русского солдата было ружьишко. Теперь у нас есть все. И дело не только в этом. Другое время. К тому же мы научились воевать, — сказал Державин, приподнимая рассеченную бровь.
— И в этом виноват наш партнер.
— Да, немцы нас учили воевать, а мы их отучали. Мы и вас хотим отучить вам же на пользу. Говорят, шведы до сих пор благодарят Петра Первого за то, что он под Полтавой отучил их воевать. У них теперь самый высокий жизненный уровень из всех стран Европы!
Они подошли к окну. Полуденное солнце калило землю. На твердом, каменистом плацу, растянувшись вдоль кирпичных казарм, разоружалась японская дивизия. Солдаты понуро проходили мимо разостланных циновок и складывали винтовки. Движения у них были вялые, на кителях пыль. Кое у кого белели повязки, видимо, получили ранения во время бомбежек.
Над военным городком нависла гнетущая тишина.
Около циновок сновали наши десантники. У штабеля сложенных винтовок прохаживался Иволгин. Подальше стоял, встопорщив усы, старшина Цыбуля. Вид у него строгий, вот-вот недовольно пробасит: «Говорышь, говорышь, а вин обратно не спольняе...»