Подывысь мни в глаза, подывись...
Равнодушным оставался разве один Поликарп Посохин. Тот обычно отворачивался в сторону, меланхолично махал рукой:
— Все, паря, девки хороши. Откуда только злые бабы берутся?
Но и Поликарп не выдерживал взятого тона. Нет, нет да и поглядит ненароком туда, куда глядят все, и подумает: «Теперь, поди, и моя Марька вот так же заневестилась».
Иногда Аня принималась ругать своих обожателей за грязные воротнички, за непорядок в умывальнике. Но упреки Ани нисколько не огорчали будыкинцев. Пусть ругает — только бы подольше побыла с ними. Им, как и всему батальону, было приятно, что Аня у них «ничейная»: не твоя, не моя, но и не чужая — как нейтральная пограничная полоса.
Лейтенант Драгунский смеялся над бутугурскими романтиками.
— Что вы рисуете ее воздушной феей — не баба она, что ли? — говорил он и всем своим видом хотел показать, что Аня ему совершенно безразлична, хотя сам тоже готов был лезть за багульником для Ани по непролазным сугробам на самую крутую сопку. Только гордость не позволяла.
С того дня, как Иволгина избрали комсоргом, Аня стала чаще заходить в роту Будыкина. Это встревожило Драгунского, он не на шутку забеспокоился, как бы новый комсорг не завладел Аниным вниманием.
Драгунский решил объясниться с Иволгиным начистоту. Перед выходом на ночные тактические занятия, затянув ремни походного снаряжения, он вроде бы между прочим спросил:
— Ну что, младший? — он любил так называть Иволгина. — Сегодня опять приходила к тебе эта Беленькая в зеленых сапожках? Сережей, слышал, уже зовет.
— Да, помогала в комсомольских делах разобраться, — сказал Сергей, думая о том, как провести «бой» против взвода Драгунского, который выступал в роли «противника».
— Значит, по комсомольской линии общаетесь? Так, так. А ты не видишь, что она строит тебе глазки лишь для того, чтобы разжечь во мне ревность? — продолжал Валерий. — Она, знаешь ли, хочет, чтобы я женился на ней и отправил ее в Ленинград к своим родителям. Только мне это дело — как рыбе зонтик.
— Не вовремя ты затеял свои шашни, — сказал Иволгин. — Война надвигается, а ты, как глухарь на току, фырчишь и ничего не чуешь.
— Салажонок ты еще, чтоб учить меня в таких делах. Понятно?
— А за такие слова у нас в Кленах по уху били, — запальчиво ответил Иволгин.
— Попробуй, — выпрямился Драгунский. — Я категорически требую, чтобы ты больше с ней не якшался. Понял?
— Кто ты такой, чтобы мне приказывать? Возгордился лишней звездочкой на погоне...
— Ну хорошо. Учтем... — Драгунский хлопнул ладонью по планшетке и ушел в казарму. Вскоре он отправился со взводом к Тарбаганьим норам — месту ночных тактических занятий.