Первым подал голос Сеня Юртайкин:
— А зря мы Поликарпа оставили, скучно без него воевать будет, — сказал он, подкладывая под голову шинельную скатку.
— Выходит: вместе тесно, а врозь скучно, — пошутил Забалуев и спросил: — Семен, теперь дело прошлое, расскажи нам, что ты написал Поликарповой жинке?
— Да ничего особенного, ребята.
— А все-таки?
— Ну, написал, что надоело читать письма про гвозди да про дранку. Сердце, дескать, любви просит, — признался Сеня. — Что я, то есть Поликарп, значит, из моды еще не вышел: как проедет на рысаке по городу — все бабы к окнам бросаются! Вот и все...
Покаявшись, Сеня вдруг ошалело открыл рот. Перед ним стоял Поликарп Посохин. Откуда взялся? Не привидение ли?
— Братцы, вы посмотрите, что творится на белом свете! — воскликнул, придя в себя, Юртайкин. — Солнышко ясное взошло! Голубь сизокрылый прилетел! Явился не запылился.
— А, вот ты где мне попался! — крикнул Поликарп, который, видимо, слышал объяснения Юртайкина и теперь хотел наказать его ремнем.
Завидев ремень, Сеня взвизгнул и опрометью кинулся в сторону — подальше от греха.
На шум пришел Иволгин:
— В чем дело? Посохин? Почему вы оставили городок?
— Все в порядке, товарищ лейтенант, — невозмутимо ответил Поликарп. — Только вы отошли чуточку, как на Бутугур прибыли ребята из бригады. Передал я им честь по чести наше хозяйство и подался вас догонять.
— Вас же в бригаду решили передать. А вы?.. Вот додумался!
— Кому же, паря, за меня-то решать? Что там на сопке сидеть, как волку? — пробурчал беглец, посапывая трубкой.
Оказалось, что Поликарп весь день плелся где-то в обозе, с кухней: боялся, что начальство вернет его обратно. А когда перешли границу, решил объявиться: теперь не страшно.
О происшествии доложили Русанову.
Увидев сбежавшего коменданта Бутугура, Викентий Иванович внешне вроде бы возмутился, а в душе обрадовался: не ошибся он в солдате!
— Я, конечно, виноватый, что дал согласие остаться на Бутугуре, — пробормотал Поликарп. — Не разобрал поначалу, чо происходит, тугодум я маленько. А потом очапался. Что же оставаться? Я рыжий, что ли? Али обсевок какой?..
— Вы же ушли с поста. Придется докладывать, — горячился Иволгин.
— Какой же там пост, коли все землянки по счету переданы ребятам из бригады?
Посохин опустил голову, начал молча набивать трубку, но, прежде чем секануть кресалом по камню, сказал, не поднимая глаз:
— Нехорошо со мной затеяно. Я не маленький, понимаю.
— Что нехорошо?
— Отрешили меня от роты. Место вроде бы тихое приискали. Видно, детишков моих пожалели...
— С чего это вы взяли? — спросил Викентий Иванович. А сам подумал: законная обида у солдата.