Викентий Иванович вышел из автобуса, впился глазами в кромешную темень. Ни единой полоски света, ни единого звука. Молчала онемевшая граница. В темноте едва проступали башни танков, короткие стволы пушек. В траве у гусениц танков лежали наготове десантники, ждали команды. Викентий Иванович не видел их лиц, но он и без того знал, что у них сейчас на душе. Застоялись бутугурцы. Четыре года томились в ожидании боев! Полторы тысячи дней и ночей гадали: сегодня или завтра? Может ли это понять человек, не испытавший на себе такой участи?
Когда батальон Ветрова влился в волобоевскую бригаду, нетерпение бутугурцев усилилось еще больше. Фронтовики не словами, а всем своим видом как бы говорили: «Мы в Европе свое дело сделали, посмотрим: на что способны вы?»
Сегодня вечером на привале Баторов присел у танка переобуться. К нему подошел механик-водитель Гиренок. Вся грудь у Гиренка в орденах и медалях. А у Бальжана — один значок ГТО едва поблескивал над кармашком.
— Что сидишь, пехота? — спросил танкист. — Мозоли считаешь?
Возможно, у фронтовика и в мыслях не было обидеть забайкальца. Но Бальжан вспыхнул как свечка:
— Хвастун, — процедил он сквозь зубы.
Механик-водитель не остался в долгу и назвал десантника значкистом и кочколазом. На этом и разошлись.
В тот же вечер в штабном автобусе произошел такой случай. Собрались после ужина офицеры и начали толковать о предстоящем наступлении. Все уже знали, что бригада пойдет в первом эшелоне, и каждому хотелось высказать, что, по его мнению, надо сделать для успешного выполнения боевой задачи. Начальник штаба Сизов напирал на взаимодействие танкистов и десантников, возмущался, что этому вопросу в батальонах не уделяют должного внимания.
— Как же мы будем брать Хинганские высоты, если впереди ни пехоты, ни артиллерии. — Он поглядел на Ветрова и добавил: — А на броне необстрелянные автоматчики.
Последние слова покоробили Ветрова. Он покраснел, точно ему дали пощечину. Вначале хотел, видно, сдержать себя, но не смог. Глянул в упор на Сизова, спросил с обидой и упреком:
— За что оскорбляете, товарищ гвардии полковник?
Вмешался Волобой:
— Не горячись, забайкалец. Придет твой час, и у тебя будет полная возможность доказать, что опасения начальника штаба не имели оснований. Что ж ты кипятишься, как тульский самовар?
Вспомнив сейчас о той короткой стычке, Русанов подумал: «Час наш подходит, но сумеем ли мы доказать, что беспокойства Сизова были напрасными?» Он глянул на фосфорические стрелки часов и направился к танку. В нескольких шагах от автобуса увидел в траве две неподвижные фигуры. Это были Иволгин и Драгунский.