— Ладно хоть не голодным ушел.
— Ему было стыдно перед памятью жены. — Серафимовна махнула в сторону нераспечатанных контейнеров. — Он унес с собой ее портрет.
— Детский сад! — хмыкнул Николай Иваныч, думая, что породнился с отцом еще по одной линии. — Думаю, что матушка его простит. Сама посуди, что делать, если к тебе в койку забирается голая дама, то есть не к тебе, а ко мне, то есть… тьфу ты!.. к нему… совсем запутался.
Он пытался спихнуть АП на германскую сторону, что было с его стороны непостижимым для германского ума нахальством, так как в месте пробоя обшивки оказались следы оранжевой краски, которой у нас красят водила для буксировки самолетов. Германцы этого не знали, но он-то знал. Инженеры противной стороны не дали ему повода посчитать себя лопухами и, отдав должное его технической казуистике, свели попытки обуть их в лапти на юмор. Явно проигрышное дело выиграть ему не удалось. А ведь случалось, и выигрывал.
Пользуясь возможностью отоспаться, он продрал глаза только в два часа дня.
Некоторое время вспоминал германских инженеров, которых приводило в восторг его нахальство, потом рассказ Серафимовны о грехопадении отца. Во старые барбосы! Своего не упустят и чужое прихватят.
В окно светило солнце, он почувствовал в отдохнувшем теле давно забытую телесную радость и, поднявшись с постели, сделал несколько гимнастических движений перед зеркалом. И тут раздался телефонный звонок. Занимаемая должность обязывала его даже в праздники подходить к аппарату.
— Это говорит Аэрофлот? — спросил женский голос.
— Не понял.
— Извините.
«Как Аэрофлот, то есть „воздушный флот“ может говорить? — хмыкнул он, производя редактуру вопроса женщины. — Воздушный флот может гудеть».
Через минуту звонок повторился.
— Вы Аэрофлот?
— Не совсем.
Когда случился третий звонок, он сказал:
— Все! Это судьба!
— Извините. Не понимаю, что происходит.
— А я понимаю: судьба! Я — Аэрофлот, зовут меня Самолет Иваныч.
Женщина засмеялась; смех у нее не был лишен приятности. О-о, смех индикатор человека и всех его свойств; смех не подделаешь; он либо нравится, либо нет. Этот смех Николаю Иванычу понравился.
— Итак, нас свела судьба. — Крестинин почувствовал, что его понесло, как когда-то в ранней молодости. — Словом, как сказал поэт: повеяло теплым ветром с неведомых островов. Нам надо немедленно встретиться. Если мы этого не сделаем, будем жалеть всю оставшуюся жизнь. Приглашаю вас в ресторан «Якорь», — первое, что пришло в голову, — но если вы назовете какое-нибудь другое место, я заранее принимаю любое ваше желание к исполнению.