Грейс отрицательно покачала головой, зная, что несмотря на последствия она никогда не согласится на это, и именно так минутой позже она сказала дяде Тедрику, странно ясным голосом, учитывая в каком беспорядке находились её мысли:
— Я не выйду за него, дядя.
Лицо Тедрика застыло над касающимися щёк кончиками его воротничка, пальцы, которыми он барабанил по поверхности стола из палисандра, внезапно замерли.
— Прошу прощения, моя дорогая Грейс? Я не припоминаю, чтобы спрашивал твоего согласия.
Грейс нахмурилась, упорствуя на своём, благодарная креслу, стоящему впереди неё за то, что дядя не заметил её дрожащих ног.
— Нет, дядя, ты не спрашивал меня, но повторяю: я не выйду за этого человека. Он достаточно стар, чтобы быть моим дедушкой. Мне всё равно, что он предложил тебе. Я не сделаю этого. Грози, чем хочешь. Запрети мне выходить из дома. Забери все мои вещи, если должен. Но если ты думаешь заставить меня выйти за него, обещаю, я откажусь произносить клятвы. Я буду истерично кричать, даже если ты лично притащишь меня в церковь. Я лучше буду жить на улицах… на улицах…
— Вестминстера, — сказал Тедрик, отлично понимая, что она знала о Лондоне так же мало, как иностранец.
— Вестминстера! Скорее я буду жить на улицах Вестминстера, чем стану женой этого отвратительного человека.
— Учитывая, что улицы там носят такие названия как Аллея перерезанных глоток, Земля негодяев и Аллея карманников, поверь мне, Грейс, свадьба с Уэстовером намного предпочтительней.
Грейс было не испугать:
— Мне всё равно, даже если он самый богатый человек в Англии или во всём мире. Я не выйду за него!
Тедрик, лорд Чолмели просто смотрел на свою племянницу, без сомнения, поражённый её упрямой решимостью. Она, которая смиренно принимала всё, что бы судьба ни уготавливала для неё на протяжении первых двадцати трёх лет её жизни. Что ж, пусть пялится, пока глаза не отвалятся. Она не будет праздно сидеть рядом и соглашаться с этим.
Но вместо возражения, как она ожидала, дядя Тедрик повёл себя довольно странно. Он начал смеяться, сначала тихо, но затем дошёл до громового хохота и сотрясающего плечи рёва. Грейс упёрла руки в бёдра и выдвинула вперёд подбородок, а дядюшка смотрел на племянницу, и слёзы лились у него из глаз. Он смеялся и смеялся всё сильнее, тогда как она взирала на него с постепенно возрастающим неверием.
Что за дьявол в него вселился? Грейс ожидала ссоры, даже угроз, но веселье? Не тогда, когда вся её жизнь зависела от этого мгновения. Несмотря на его нынешнее затруднительное финансовое положение неужели он ничего не чувствовал к ней, к своей единственной племяннице, единственной кровной родственнице?