— В СИЗО и в бухарнике клешни тренировал! — хохотал Влас.
— Да будет тебе! Тут не кулаками! Ими с медведем не сладить. Здесь опыт промысловика нужен, — качал головой Федор.
Михаилу вспомнилась мать, крестившая вслед машину, увозившую его из суда. Она и теперь молится за него Богу, прося оградить ее сына от бед и погибели.
— Случайность! Доведись повторить, вряд ли получится! — отмахнулся Смирнов.
— А мне сдается, что зверюга сам накрылся от удивления! Как только увидел лягавого, так и откинул копыта! Не ждал, что в этой глуши мусорило прикипелся, и не кинулся на него. Оставил для разборки фартовым! — не унимался Влас.
— Ну и сволочь ты! — осек его Золотарев.
— Мужик тебя из погибели вырвал. С того света! А ты зубоскалишь над ним? Сам ему по гроб жизни должен! Не каждый, даже друг, решился б на это!
Влас глянул на Михаила. Глаза в глаза… Непримиримый холод и злоба. Понять друг друга и простить мешала старая память. Она в секунды обрывала все доброе, и люди снова вспоминали о вражде.
«Зря я вмешался. Пусть бы медведь устроил ему свою разборку!» — подумал Михаил и повернул в дом, где его ждал Дамир.
«Лучше б я откинулся, чем стать обязанником лягавого! Меня, узнай о том «законники», на первой же разборке свои замокрят», — думал Влас. Вдруг неожиданно заклинило горло. Весь жир, что с такой жадностью собирал, вылился фонтаном в снег.
— Перебрал лишку!
— Его по столовой ложке в день принимать надо, а ты дорвался до халявы! — смеялись мужики.
Власу было не до веселья. В желудке все урчало и ворочалось, словно там завелся десяток беспокойных медвежат.
Меченый отказался от мяса. К вечеру ему и вовсе плохо стало. Лишь водка с солью избавила его от резей в желудке, и мужик перестал поминутно выскакивать в сортир. Он осторожно съел пару котлет из медвежатины. Они хорошо усвоились, и Влас уверенно зашагал в дизельную.
— Эх, Мишка! Голова твоя — гнилая шишка! — вздохнул Дамир, как только Смирнов вошел в дом.
— Ты это с чего зашелся? Как со мной разговариваешь? — возмутился Михаил, понимая, что через перегородку до Лиды доходит всякое слово, а ему очень не хотелось, чтобы она услышала такое.
— Ну зачем ты его из-под медведя вырвал?
— Всякое живое жить должно! — играл Смирнов уже на Лиду.
— А ты про меня подумал, дурень? Не приведись, тот медведь тебя порешил бы вконец? Мне с Власом пришлось бы фуфловничать. Ну скажи, дожил бы я до воли? Что вернулось бы к моему внучонку, Ромке? Да и воротился б ли? Он меня в тот же день, как муху на стекле, размазал бы! А тебе невдомек! Зато у меня все трясется. Сиротой в свете едва не стал, — хныкал Дамир, непритворно сморкаясь и вытирая мокрые глаза. — Это ж повезло, что зверя враз уложил, но вдруг промазал бы… Он бы тут никого вживе не оставил бы…