А между двумя рядами кресел покоился сам Михаил Хергиани — немой ответ на все эти вопросы, ответ, который я не хотел ни понимать, ни принимать. В изголовье его сидел Бесарион Хергиани, истаявший, бледный, с запавшими щеками, и часто-часто потирал руки, переплетал и разнимал пальцы...
...Кутаиси остался позади. Из кабины вышел второй пилот и молча встал перед Бесарионом. Бесарион поднял на него покрасневшие от слез глаза.
— Если можно... над Кавкасиони медленнее...— еле слышно проговорил он.
Второй пилот, совсем еще молодой парень, почтительно склонил голову в знак согласия и вернулся в кабину.
На севере громоздились снеговые вершины Кавкасиони. Солнце играло на них разными цветами.
Каштанового цвета гроб на тигриных лапах стоял в проходе. Самолет накренился — и показалось, не самолет накренился, а Тигр скал приподнялся при виде родных вершин.
Бесарион — отец, переживший сына,— взялся за ручку гроба.
— Ребята, родные...— обратился он к нам.
Мы поняли без слов. Приподняли изголовье гроба. Теперь Тигр скал мог созерцать свои любимые горы, недоступные кручи — обиталища туров, глубокие ущелья, тропки-невидимки... По отпечаткам горных ботинок он мог еще раз, в последний раз, прочитать истории времен своего детства, истории минувшей жизни — по следам, навечно впечатавшимся в склоны.
«...Я сбросила в пропасть Беткила, нарушившего слово, я обрекла на гибель много других дурных людей, но ты-то никогда не взвел курок на мою паству! Мои скалы не причинили тебе зла, я всегда помогала тебе и благословляла имя твое!» — это сама богиня Дали вышла на крутой уступ Ушбы...
«Ты не однажды обжигал мои плечи своими ботинками, но я никогда не предавала тебя!» — грохотом лавины отозвалась осиротевшая Ушба.
Эгей, Ушба!..
Эгей, Тэтнулд!..
Эгей, Лайла!..
Айлама и Цурунгала!..
Шхара и Намквам!..
Гулба и Бангуриани... эге-э-эй!..
Никогда, никогда больше не увидит он их сверкающие глаза, не взбежит по ледовым склонам, по отвесным скалам. Крылья обломаны, полет оборван... Вся его жизнь была стремлением к небу, вся его жизнь была «Лилео» — гимном солнцу. Человек поднебесья, он ляжет в землю.
Мы пролетели над вершинами. Кавкасиони стал спокойнее, ниже. И вот уже различима толпа внизу, на земле. Женщины в черном... Только в черном! Кажется, черная лавина затопила Львиное ущелье...
Вокруг двух белоснежных зданий аэропорта, на всем поле, по дорогам и ниже — по берегу и обмелевшему руслу Энгури — люди в черном. Словно кто-то огромный разлил черную краску.
— Что мне делать... Что мне сказать этим людям!..— глухо проговорил Бесарион и устремил на нас беспомощный взгляд.