Сверху донесся крик. По голосу я узнал Сандро Гвалиа и разглядел его фигуру — стоя на краю склона, он звал меня:
—- Минаан, откликнись! Не ушибся? Цел? Откликнись, Минаан, не бойся ни отца, ни нас!..
Я затаился, замер. От растерянности и пережитого страха я плохо соображал.
К Сандро присоединился Максиме:
— Поднимайся, Минаан, никто тебя не обидит, все вкусное, что у нас припасено, тебе отдадим. Потом подал голос Бекну:
— Минаан, откликнись, пока у твоего отца сердце не разорвалось!
А отец молчал. Я знал его характер, знал, что когда он сердит на меня, то я хоть шею сверни, он в мою сторону не глянет. Однако я-то ведь его сын — я тоже заупрямился, звука не издавал. Тогда там, наверху, видно, заволновались. И кто-то, уж я не разобрал кто, начал спускаться по склону.
Я понял, что мое упрямство до добра не доведет, и крикнул:
— Я сейчас, дядя Бекну, сейчас! Наверху, видно, очень обрадовались тому, что я отозвался, и все в один голос закричали:
— Хау! Поднимайся, Минаан, сейчас же поднимайся, мальчик!
Теперь я уже разглядел, что по склону спускался Сандро Гвалиа. Оказывается (я это потом узнал), он сказал остальным: вы, говорит, здесь зубоскалите, а мальчонке бог знает каково... Но, услыхав мой голос и поняв, что помощь не требуется, он повернул обратно.
Я с огромным трудом вскарабкался наверх. Все меня долго рассматривали, удивлялись, шутили и смеялись. А отец все ходил вокруг меня, точно коршун, который кружит над жертвой, но вплотную подойти ему не давали.
Остаток ночи я проспал в палатке Максиме, который взял меня под свое покровительство.
Утром, опасливо глянув на отца, я заметил, что он чем-то озабочен.
Без помощи взрослых, самостоятельно ступил я на вершину Бангуриани. Когда я глянул вниз, мне на миг стало страшно при виде разверзшейся подо мной пропасти, даже слегка закружилась голова, но я собрал всю свою силу воли и не показал страха, не один ведь я здесь, на вершине, что же скажут обо мне эти люди? Втесался к ним, заставил их принять себя и убоялся невысокой спокойной Бангуриани!
Постепенно глаза мои и сердце освоились с высотой, привыкли к заоблачным склонам.
Обратный путь мы с отцом проделали, не обменявшись ни словом. Сердце мое переполняла гордость. Усталости я не чувствовал, да и имел ли я право устать? Ведь я шел со взрослыми как равный, одолевая с ними шаг за шагом снежную тропу. Мной владело необыкновенное чувство, казалось, я могу летать над этими горами, над родными вершинами и гребнями, над ледниками и альпийскими лугами...
Но то было лишь начало. Упражнения и тренировки на верхушке башни, вылазки на окрестные малые вершины, как и восхождение на Бангуриани (первая серьезная попытка!) носили случайный характер. Восхождения на Бангуриани и другие «спокойные» вершины устраивались отнюдь не ежегодно, а то, конечно, будь они чаще, начинающий альпинист мог бы овладеть элементарными, азбучными навыками альпинизма. А Михаилу это было совершенно необходимо. Правда, славные представители старшего поколения, основоположники грузинского советского альпинизма, заслуженные мастера спорта — Габриэл, Бекну и Бесарион Хергиани, Чичико Чартолани, Годжи Зурэбиани, Алмацгир Квициани, Максиме Гварлиани и один из первых покорителей Ушбы Гио Нигуриани были фактически самоучками: совершая свои восхождения, они и основном руководствовались опытом и наблюдениями, накопленными ими на охоте. Но то был ранний этап развития советского альпинизма, время, когда этот мужественнейший вид спорта делал первые шаги.