Изюмов проводил бывшую приму через заполненный под завязку, шумный зал, она снова поймала страстный взгляд князя Икрамова, едва заметно улыбнулась ему.
На сцене выплясывал кордебалет, а за одним из столов уже вовсю горели патриотические страсти, и какой-то офицер кричал, стараясь перекрыть всех:
— Любой негодяй, любой подлец будет немедленно вызван мной на дуэль, если речь пойдет о капитуляции!.. Какая капитуляция, господа? Откуда ваш ничтожный дух пораженчества?
Когда вышли на улицу, артист легонько сжал руку Таббы.
— Что? — удивленно повернулась она к нему.
— Поверьте, это хорошее место. Денежное, — пробормотал тот. — Мы будем неплохо зарабатывать, и этого вполне хватит на совместную жизнь.
— Совместную? — подняла брови артистка. — Вы полагаете, что с сегодняшнего дня началась наша совместная жизнь?
— Но я ведь люблю вас.
— Вы — меня, но не я — вас, — ответила дерзко девушка и зашагала к поджидавшей ее повозке.
Извозчик стеганул лошадей, и Табба, оглянувшись, махнула одиноко стоявшему, даже в чем-то жалкому артисту Изюмову.
Рядом с ним возник полковник Икрамов, проследил за уносящейся в повозке девушкой, растоптал сапогом окурок и вернулся в ресторан, оставив артиста одного.
* * *
Сонька вышагивала из угла в угол камеры, терла пальцами виски, иногда останавливалась, смотрела на темное окошко под потолком и снова принималась ходить, что-то бормоча, чему-то возмущаясь.
Неожиданно в дверях раздался то ли скрип, то ли шорох, после чего дверное окошко открылось и в нем показалось лицо прапорщика Ильи Глазкова.
— Госпожа Дюпон, — позвал он. — Я буквально на несколько слов.
Воровка подошла к нему, спросила:
— Который час?
— Скоро полночь.
— На допрос вроде рано.
— Я не по этому вопросу. — Прапорщик замялся, подыскивая слова. — Я знаком с вашей дочерью.
— Я вас не знаю.
— Она была у нас в госпитале. И даже подарила золотой кулон. С Богоматерью. — Илья суетливо расстегнул воротничок сорочки, показал кулон. — Теперь дороже для меня подарка нет.
— Верно, вы ошиблись, молодой человек, — холодно ответила воровка и отошла от двери. — Моя дочь не могла быть в госпитале. Она во Франции.
— Буквально несколько слов, — окликнул ее Илья. — Разве госпожа Бессмертная не ваша дочь?
Сонька вернулась.
— Госпожа Бессмертная артистка, но не моя дочь.
— Но об этом пишут все газеты!
— Реже читайте газеты и внимательней следите за арестантами, — посоветовала воровка и снова отошла от окошка.
— Ее уволили из театра.
— Передайте ей мое сочувствие.
— Вы мне не доверяете?
— Доверяю. Как каждому, кто здесь служит.
— Если хотите, я ей что-нибудь передам.