— Господин тоже подставной?
— Я в этом не разбираюсь, но полагаю, да.
— Насколько схеме, изложенной вами, можно доверять?
— Полностью.
— Если затея сорвется, Соньку будут ждать худшие времена.
— При чем здесь Сонька?
— Простите, оговорился.
— Не сорвется.
Следователь оглянулся на дверь, спросил:
— Второй раз я встречаю здесь господина с бородкой. Кто он?
— Хромой?
— Да.
— Работник. А чем он вас не расположил?
— Определенно не могу ответить. Криминальное лицо, нехорошее.
— В этом доме нет криминальных лиц! — твердо ответила девочка. — Какие еще вопросы?
— Вознаграждение.
— Но дело еще не сделано.
— Хотя бы аванс.
Анастасия вынула из ящика небольшое ожерелье, протянула следователю. Тот повертел его в руках, внимательно разглядывая, согласно кивнул.
— Да, это не более чем аванс. Сама история будет стоить много дороже, мадемуазель.
Егор Никитич поднялся, откланялся, толкнул дверь.
— Доброй вам ночи, — и предупредительно помахал пальцем. — А за хромым следите. Как бы от него не случилось проблем, — и покинул комнату.
Михелина проснулась утром от сильного стука в дверь. Тут же к ней в спальню ворвалась с телеграфным бланком в руке княжна, с порога закричала:
— Он приезжает!.. Анечка, его наконец привозят!
— Кого? — со сна не поняла та.
— Твоего Андрея!.. Кузена! Завтра встречаем на Николаевском вокзале!
Михелина выхватила из рук Анастасии телеграмму, сквозь слезы попыталась прочитать написанное, но затем обхватила подругу, и обе зарыдали, как счастливые дуры.
Воровка вытерла мокрые глаза, печально сказала:
— А как же я поеду встречать?
— Со мной, — несколько удивившись, ответила княжна.
— Меня могут схватить! Они ведь не спускают глаз с дома.
Анастасия задумалась.
— А мы под забором, как в прошлый раз!
— А вдруг на вокзале засекут?
— Не засекут! — возразила княжна. — Там будет уйма народу, никто на тебя даже не глянет. А потом, Андрюша меня не поймет, если тебя не будет.
— Надо воров предупредить.
— Непременно. Так будет спокойнее.
Михелина снова взяла телеграмму, ей все-таки удалось прочитать текст, она приложила листок бумаги к лицу, потом стала его целовать.
В Летнем саду, как всегда, было многолюдно. Прогуливались парочки, носилась по аллеям детвора, степенно отдыхали пожилые господа на скамеечках.
При входе в сад толчея была знатная. Нищих здесь толкалось столько, что казалось, лезли они со всех сторон, и никакие полицейские не могли унять их.
Подсадная, воровка Бруня, немолодая, дебелая, с перевязанной рукой, также толкалась на входе, канючила пискляво, жалобно:
— Люди добрые. Помогите несчастной женщине, которая только что вернулась с войны! Сестричка милосердия! Была раненная, рука не заживает, болит! Детки отвернулись, мужик спился… Помогите, кто чем может.