— Она у меня не умеет стучать, — улыбнулась Сонька. — Это свойственно вашему ведомству.
Мужчина громко расхохотался.
— Ну, французы!.. Тонкая все-таки нация. И красивая! — Он нагнулся к женщине, негромко поинтересовался: — Значит, я смею рассчитывать хотя бы на частицу вашего внимания?
— Почему нет? — весело ответила Сонька. — Французские женщины легки на подъем, тем более если они не обременены обязательствами перед супругом.
От такого поворота полицмейстер выпучил глаза.
— Простите… Но ведь вы только что сказали, что у вас ревнивый муж!
— Это была шутка. Французская! Муж ушел от нас, когда моей малышке было всего пять лет.
— Негодяй… Подлец! — возмущенно замотал головой полицмейстер и тут же предложил: — В театр!.. Для начала мы с вами сходим в театр! В самый лучший!
— Обожаю театр, — Сонька продолжала держать европейскую улыбку. — И какой театр вы намерены предложить?
— Оперетту!.. У нас молодая прима — такой даже в Париже не сыщешь!
— Я не очень люблю оперетту, — сморщила носик воровка.
— Вот и напрасно!.. Потом не только не пожалеете, но даже спасибо мне скажете!
В это время в зале появились девушки, и полицмейстер обрадованно обратился к ним:
— Как молодежь смотрит на то, чтобы посетить театр?
Глаза Анастасии вспыхнули, она спросила:
— Какой театр, Василий Николаевич?
— Конечно в оперетту!
— На мадемуазель Бессмертную?!
— Разумеется!
Девочка счастливо улыбнулась, повернулась к Михелине.
— Ты пойдешь с нами в театр?
— Я не люблю оперетту, — повторила дочка слова матери.
— Но ради меня. К тому же я очень хочу, чтобы ты увидела нашу самую знаменитую приму!
Михелина повернулась вопросительно к Соньке.
Та обреченно усмехнулась, согласно кивнула.
— Конечно, мы пойдем в театр и посмотрим на русскую приму.
— Прекрасно! — ударил в толстые ладони Василий Николаевич и предупредил на ушко француженку: — Но на этот раз я буду с женой.
— Буду рада с ней познакомиться, — склонила голову та.
В оперетте давали «Летучую мышь» Штрауса.
Зал был не просто переполнен, но являл собой собрание самой модной, самой изысканной, едва ли не самой светской публики. Дамы блистали нарядами и украшениями, мужчины, в черных фраках и белоснежных сорочках, держались излишне торжественно и чопорно. Большинство из присутствующих знали друг друга, поэтому, рассаживаясь по местам, раскланивались, улыбались, пожимали руки.
Жена полицмейстера, как и следовало ожидать, была длинная, тощая, с крупными зубами и маленькой головкой, венчавшей длинную морщинистую шею.
Директор театра Гаврила Емельянович собственной персоной присутствовал при вхождении публики в зал. Приветствовал знакомых улыбкой или рукопожатием, раскланивался, иногда велел билетершам помочь кому-то из гостей разобраться с местами.