восстание 1916 г., было даже в условиях военного напряжения сил легко
подавлено). Так что, несмотря на отдельные издержки, территориальный рост
империи был важнейшим источником её силы и могущества. Без него она не выдержала
бы конкуренции европейских держав ещё в XVIII веке.
Изображать стремление к государственному величию и территориальному росту в
качестве некоторой негативной особенности России весьма странно. Россия,
естественно расширявшая свои владения за счет окраинных территорий, население
которых составляло незначительное меньшинство по отношению к её историческому
славянскому ядру, выглядит достаточно бледно на фоне других европейских стран,
захвативших огромные территории, находившиеся за многие тысячи километров от
метрополии и с населением, в несколько раз превышавшим население самой
метрополии, и создававших империи, «над которыми никогда не заходит солнце».
Точно так же трепетное отношение, скажем, французов к своей военной славе,
всякое «Германия превыше всего», «Правь, Британия!» и т.д. обычно не служит
поводом для определения соответствующей государственности как особо агрессивной.
Тем более, что входе экспансии России не доводилось насильственно уничтожать
какую-либо национальную государственность (хищные азиатские ханства таковую не
представляли): народности, вошедшие в её состав (за исключением добровольно
присоединившейся Грузии), либо никогда не имели собственной государственности,
либо утратили её ещё ранее, войдя в состав или будучи завоеванными иными
государствами.
Заметим также, что объединение православия и коммунизма под маркой «судьбоносной
мировой роли» России и предмета её мессианских поползновений ещё менее
основательно, так как (не говоря о том, что претензий на «всемирность» у того же
католицизма явно больше) российская государственность никогда не помышляла
принести православие (свою собственную идеологию) на штыках в Европу, тогда как
коммунистическая идея (не только не являющаяся принадлежностью российской
государственности, но ей антагонистичная) неразрывна связана с мировой
революцией и немыслима вне её.
Европейский контекст.
Одной из наиболее устойчивых и распространенных мифологем современного
«патриотического» сознания является убеждение в извечном военно-политическом
противостоянии России «Западу». Этот тезис выступает в несколько различных
вариантах в зависимости от особенностей конкретной среды, но, так или иначе,
враг неизменно помещается на западе, отчего невинный термин, обозначающий
сторону света, приобрел значение средоточия мирового зла.