Гомон где-то за углом отвлек меня от размышлений. Впереди мелькнула и исчезла фигура в белом. Я тут же попеняла себе за рассеянность на прогулке, учитывая зловещую молву, пусть даже беспочвенную. Я огляделась. Все ставни на окнах были наглухо заперты, а улица казалась слишком пустынной для этого часа. Тем не менее я явственно слышала впереди суматошное оживление, не предвещавшее ничего хорошего.
Я завернула за угол. У распахнутой двери богатого особняка толпилась дюжина босоногих юношей в белых сутанах, подпоясанных простыми веревками. Их собратья с криками «Осанна!» выносили из дома кипы женских шелковых платьев, живописные полотна, шкатулки с косметикой.
Я застыла на месте, не веря своим глазам. Тем временем в дверях появился «предводитель», прыщавый мальчишка лет шестнадцати, а вслед за ним — хозяин с хозяйкой в ночных рубашках. В спешке мародеры выронили из коробки зеркало в серебряной оправе, и оно треснуло, ударившись о мостовую. Тогда один из «ангелов» схватил камень и начал яростно колотить им о стекло, пока не раздробил его вдребезги.
Я не могла постичь, какие чувства в действительности владели хозяином и хозяйкой, взиравшими на разграбление нажитого ими за всю жизнь, поскольку на их лицах не отражалось ни гнева, ни даже покорности. Напротив, они одобрительно кивали, а потом женщина, к моему ужасу, сама запела гимны вместе с юнцами!
Наконец разбойники двинулись прочь, и хозяин выкрикнул им вслед напутствие: «С богом!» Главарь визгливо отозвался: «Вы — благочестивые горожане! Адский огонь пощадит вас!»
Я неотрывно смотрела, но не на сатанинскую юношескую банду, удалявшуюся по улице, а на супругов. С непритворно блаженными улыбками оба вернулись к двери и вошли в дом, захлопнув за собой дверь. Только тогда до меня донеслись звуки, от которых кровь застыла в жилах, — это истошно голосила хозяйка.
Я стояла, не зная, что делать, но крик постепенно сошел на безутешное рыдание, а потом на жалобное всхлипывание. Я еще помедлила, представляя себе то безрадостное будущее, которое открылось теперь перед несчастной женщиной. От него не было спасения, и надо было как-то жить дальше, приняв всю его неотвратимость.
За углом мне вновь предстала устрашающая картина. Та же артель белорясых «ангелов» Савонаролы ожесточенно пинала ногами неподвижно лежащего на мостовой мужчину. Часть из них схватили и удерживали женщину — та простирала одну руку к избиваемому, силясь прийти ему на помощь, а другой пыталась прикрыть обнаженную грудь. Один из озорников в золоченой плетеной тесемке, обхватившей голову наподобие вульгарного нимба, дразнил женщину, потрясая перед ее лицом кружевным лоскутком — вероятно, вставкой платья, только что выдранной с мясом.