Я бросилась к ним. Вся компания распевала: «Шлюха, мерзкая шлюха!» — а женщина тщетно умоляла их: «Пустите же меня помочь мужу!» Я с тревогой увидела, что вокруг головы лежащего человека все шире расплывается лужа крови — вполне возможно, при падении на мостовую он размозжил себе череп. Но негодники так злобствовали над своей добычей, что, только когда я опустилась на корточки посреди вакханалии подле их жертвы, они меня заметили. На виске мужчины зияла безобразная рана.
— Что такое? — завопил один из «ангелов». — Ты кто такой будешь?
— Я могу оказать помощь этому человеку, — не теряя спокойствия, ответила я.
Бандиты угрожающе столпились вокруг — я ощущала острый запах юношеского пота. Полы их холстяных выбеленных ряс елозили по моему лицу.
— По какой надобности ты шатаешься по улице в такой нечестивый час? — заорал на меня один из разбойников.
Кровь и ярость ударили мне в голову, и я бесстрашно, но гневно высказала то, что думала:
— Я вправе гулять по улицам Флоренции в тот час, в который мне вздумается. А вот вы, гнусное отродье, не имеете никакого права избивать прохожих и обижать беззащитных женщин! — Я осторожно поправила неестественно вывернутую голову упавшего. — А теперь отойдите, и если среди вас найдется такой, кто сохранил хоть какое-то понятие о приличиях, пусть поможет отнести этого человека ко мне в лавку. Там я смогу оказать ему помощь.
«Ангелы» неожиданно притихли, слышались только всхлипы перепуганной женщины.
— Где же твоя лавка? — кротко полюбопытствовал один из нависавших надо мной бандитов.
— На улице Риккарди. У меня там аптека.
— Аптека! — вскричал другой.
Кто-то резко ударил меня в спину. Вне себя от гнева, я обернулась — обидчиком был их прыщавый вожак. Он тут же занес кулак и засветил им мне в скулу. Я упала навзничь, ошеломленная, но сознания не лишилась.
— Да ты просто-напросто колдун! — выкрикнул главарь и без всякого предупреждения пнул меня в бок.
Женщина от отчаяния принялась горестно стонать.
— Этого мы возьмем с собой, — скомандовал главарь.
Отобрав лоскуток кружева у своего младшего собрата, он обмакнул его в темную лужу у головы умирающего и вымазал женщине кровью лицо и голую грудь.
— Да простит Господь твои прегрешения, — прошипел он и дал знак подельникам поднять меня и следовать за ним.
Затем он отправился дальше по улице, распевая «Те Deum»,[39] а меня, упирающуюся и изнемогающую от страха, адские ангелы повлекли навстречу неясной сомнительной участи.
По зловещей иронии мне было уготовано то же место заключения, где по обвинению в содомии томился Леонардо. Ночная канцелярия перешла в ведомство новых церковных властей города, превзошедших прежние в пагубности, — самого фра Савонаролы и его приспешников.