«Да в уме ли ты, брат хоббит? – одёрнул сам себя Фолко. – Совсем, верно, плох стал… Мерещится невесть что…» Он тряхнул головой и постарался выбросить увиденное из головы. Он подумает об этом после… Когда разберётся с тхеремцем.
Возле облюбованного им шатра горел костёр; в полутора десятках шагов сидели караульные; удостоив их одним-единственным взглядом, хоббит скользнул за полог.
Тхеремец был очень-очень удивлён, когда его горла коснулось нагретое за пазухой хоббита остриё кинжала. А дальше всё было уже совсем просто.
Ловко орудуя одной рукой, хоббит спутал харадриму руки.
Тхеремец расширенными от ужаса глазами взирал на невесть откуда свалившегося ему на голову врага.
Кинжал крепко лежал в сжимавшей рукоять небольшой ладони; тёмные глаза ночного гостя были холодны и решительны. И тхеремский тысячник внезапно и твёрдо уверовал, что этот тип и впрямь перережет ему горло в тот самый миг, когда он раскроет рот, чтобы позвать на помощь… Причём перережет ещё до того, как удастся поднять тревогу… Покорившись судьбе, харадрим не сопротивлялся.
Как следует связав пленника и покончив с ещё кое-какими делами, Фолко махнул рукой в сторону выхода.
Так они и пошли – громадный, рослый тхеремец и невысокий хоббит. Пленник чувствовал сталь возле самого сердца и шагал смирно – лишь обильно потел, верно от страха. Караульные почтительно отсалютовали начальству; умело скрывавшегося в тени хоббита они не заметили. Да и то сказать – откуда взяться врагу посреди хорошо укреплённого лагеря?
Они подошли к стене, и тхеремец замычал, мотая головой, – Фолко недвусмысленно тянул его наверх, – но один-единственный укол кинжалом в левое межреберье заставил пленника покориться.
Со стороны казалось: разомлевший в духоте шатра воин вышел подышать ночной прохладой. Стража на стенах с ленцой покосилась в сторону начальника. Посты не проверяет – ну и ладно…
Ничто так не прячет, как открытость. На виду у всех часовых пленник взошёл на гребень стены и остановился, опираясь о колья. То, что в тени грузной фигуры прятался ловкий и юркий хоббит, не заметил никто.
Левой рукой Фолко накинул на брёвна обмотанный тряпкой крюк. Верёвка скользнула вниз с лёгким шорохом. Теперь предстояло самое трудное.
Снизу донёсся чуть слышный тройной скрип. Гномы и Рагнур на месте. Фолко оставалось только ждать.
Ожидание продлилось недолго. Над одним из шатров внезапно взвились языки пламени. Вечно голодный огонь скользнул по богатым, расшитым занавесам, щедро рассыпая снопы искр. Караульные вскочили на ноги; кто-то ударил тревогу.