—Раздевайся.
—Совсем?
—Сложи вещи в корзинку.
Он тоже раздевается, и вот мы оба голые, как пятигрошовые свечи, пальцы ног растопырены на свежей глине. Тот еще пейзажик! Альдерик походкой епископа направляется к поваленной вдалеке омертвевшей березе. Глина все жиже и жиже, затем она превращается просто в воду, вода холодная, вот она мне уже по колено, я слышу кряканье уток во тьме, впервые в жизни я иду на охоту с голыми руками, в общем-то можно было бы и побраконьерствовать, возьми я с собой лук и стрелы. Местами вода потеплее, и тогда чувствуешь, как проскальзывают между ног пиявки и головастики.
Альдерик нырнул, он плывет со скоростью Джонни Вейсмюллера[63], спасающегося от крокодила. Я догоняю его, он плавает как бог, голова над водой, а у меня ноют руки. Лишь бы ему не пришло в голову пересекать реку в Оке или пусть хотя бы на спине, не брассом. Дедуля, у меня нет твоих сил, я еще сплю, что это все за безумие? Я черт знает как выдохся, мы уже плывем Бог весть сколько, полчаса уж точно, как вдруг я вижу, что он цепляется за красный буек, появившийся вдруг среди тьмы. Я тоже хватаюсь за него, Альдерик на меня смотрит, в его взоре все тот же блеск, видно, что ему хорошо, я и не собираюсь ему перечить, я закрываю глаза, мне кажется, что я вполне могу уснуть прямо в воде, прислонившись к металлическому буйку, как будто я положил голову на застежку-молнию у подушки. Я, должно быть, тону, точно тону, глотаю воду и задыхаюсь. Альдерик шлепает меня по спине, как будто шмякается рыба на пол, затем он продолжает свой путь вплавь. Загребая руками воду, плывет обратно, может, он и передумал. Я теперь плыву рядом с ним, я проснулся, мы в одном с ним ритме, мне уже не терпится достичь берега, обсохнуть. Булькает вода, мои руки ее взбивают, ночью вода кажется бесконечной, коленями я касаюсь дна, все!
Альдерик находит наше дерево, затем и наши велосипеды, он роется в корзинке, вытаскивает бутылку: сорок унций коньяка, и протягивает ее мне, я пью его, не закусывая, коньяк крепкий, он льет его в рот, на шею, на голову, эту бутылку оплатил он не из своего кармана, она взята прямо из бара. Альдерик смеется и вытягивается по стойке «смирно».
—Если не считать коньяка, который — мое собственное изобретение, мы все сделали по правилам. Дай мне руку, Франсуа, теперь ты стал мужчиной.
—Я что-то не понимаю.
—Как ты не понимаешь?
—Во что мы играем?
—Ты не понял, что ты только что с успехом прошел обряд посвящения? Мне было бы приятнее, если бы этим занялся твой отец, но он никогда не умел плавать.