Конная армия подходила к линии фронта. По вечерам в теплой голубеющей дали мелькали короткие отблески пушечных выстрелов. Все чаще попадались навстречу транспорты раненых.
Положение на фронте было очень тяжелым. Противник рвался к областям, богатым хлебом, углем и железной рудой.
12-я и 14-я красные армии, оказывая упорное сопротивление интервентам, отходили все дальше в глубь Украины. В начале мая красные части оставили Киев.
Захватив Киев, противник неожиданно прекратил наступление и крепко сел в окопы, видимо приготовившись к длительной обороне…
Дорога шла степью. Солнце палило. Пыль, клубясь, поднималась из-под копыт лошадей и оседала на лицах бойцов.
Харламов приподнялся на стременах и оглянулся назад. Там до самого горизонта бесконечной колонной шла конница.
— Харламов, а ты слыхал, что в пехоте раненые говорят? — спросил молодой боец Гришин.
— Ну?
— Кони, говорят, у них в одну масть, каждому солдату бинокль, а пулеметов!.. Через каждую сажень стоят. А сами-то окопались за проволокой, и нипочем их оттуда не выбить.
— Ну да! Что у нас, артиллерии нет? Генерал Толкушкин тоже за проволокой сидел, а ведь побили его.
— А как наш командир? — спросил Гришин.
— Ладыгин-то? Первейший командир. Этот, брат, не Карпенко. Наобум не полезет. У него, стало быть, человека зря не убьют… Да вот под Ростовом Карпенко-то на пулеметы в атаку пошел. А наш расплановал — кому с фланга, кому в тыл ударить. Раз, два — и готово! Батарею взяли и ни одного бойца не потеряли. А Карпенко что? Мелко плавает. Штаны коротки. Так, видимость од-на 1_ усы, бурка да глотка здоровая.
— Наш-то взводный очень молодой, — заметил Гришин, посмотрев на ехавшего впереди Вихрова.
— Ну и что же, все были молодые. Да и он зря не бросается. Соображение имеет. А это первое дело.
— Митька, гляди, кто едет, — сказал Харламов, повертываясь в седле и показывая рукой в поле, где стороной от дороги ехали Маринка и Сашенька. — Вы, стадо быть, с Маринкой земляки? — спросил он, пристально посмотрев на товарища.