Мария Антония Мединаш лежала на голых досках, конвульсивно содрогаясь в ремнях. Бьющие ей в уши звуки от двери были почти не слышны. Мануэл выключил машину. Заложив руки за спину, он склонился над ней. Эдакий добрый доктор. Она глядела на него безумным взглядом, ошеломленная, испуганная. Тело ее все еще подрагивало. Грудь вздымалась.
Мануэл снял с нее наушники. Она сглотнула, перевела дух, смахнула со лба слипшуюся от пота прядь волос. Он присел на краешек топчана. Добрый папаша у постели больного ребенка.
— Вам пришлось нелегко, — сказал он как можно мягче. — Я знаю, каково это. Но теперь все позади. Вы сможете поспать и будете спать долго и крепко. А потом мы немного побеседуем с вами, и все будет хорошо, вот увидите.
Он потрепал ее по щеке. Ее рот странно скривился, и по щеке поползла слеза. Большим пальцем он смахнул слезу с ее щеки. Она открыла глаза. В ее взгляде была благодарность.
— Не надо сейчас ничего говорить, — сказал он. — Сначала выспитесь. А потом у нас будет время. Много времени будет.
Она закрыла глаза. Рот у нее расслабился, губы приоткрылись. Он снова надел на нее молчащие наушники и вышел, приказав охраннику проследить, чтобы в камеру никто не входил.
Мануэл поехал в Эшторил. Он был в прекрасном расположении духа, весел и возбужден. Ему хотелось побыть в домашнем кругу. Они ужинали вместе — отец, Пика, Педру. Атмосфера за столом была непринужденная; после дней невыносимой жары наконец-то можно было поесть с удовольствием. С общего согласия они решили в августе поехать в Бейру, окунуться в прохладу гор.
В два часа ночи Мануэл проснулся от звонка будильника. Сердце его прыгнуло, от волнения стало трудно дышать. Он оделся, сделал сандвич с сыром и поехал назад в тюрьму.
Охранник играл в карты где-то на другом этаже, и Мануэлу не сразу удалось его отыскать, чтобы взять ключи. Войдя в камеру, он запер дверь. Слышалось ровное дыхание девушки. Он расстегнул ремни, снял их с кровати. Девушка перевернулась на бок и свернулась калачиком. Он сел, положил руку ей на бедро и потряс за плечо. Она тихонько застонала, потом, тяжело вдохнув, заворочалась и испуганно вытаращила глаза, окончательно проснувшись.
— Не бойтесь, — сказал он.
Она отодвинулась от него и сидела теперь, вжавшись в стену спиной и подтянув ноги к самому подбородку. Одна ее туфелька упала на пол.
Он поднял ее. Она сунула ногу в туфлю. Она вспомнила его. Это тот, добрый.
— Я вам кое-что принес, — сказал он и протянул ей завернутый в бумажную салфетку сандвич.
— Пить, — хрипло попросила она.
Он взял у охранника глиняный кувшин с водой. Она долго пила, вода выплескивалась, стекала по подбородку. Она посмотрела на сандвич и съела его. Потом опять принялась пить, как бы впрок.