— Мы не хотим сажать вас в тюрьму. Вы были задержаны за нападение на констебля Мак-Доннелла, и теперь мы ищем для вас подходящее место жительства, исходя из предположения, что домой вы не хотите.
— Не хочу. Лучше сразу удавиться. — Тут инспекторша смотрит на меня, и я понимаю: чего-чего, а такого при социальных работниках говорить нельзя. — Нет, я не серьезно, — тараторю я. — Я не собираюсь кончать с собой.
— Пусть поживет у меня. Я за ней присмотрю.
— Миссис Доусон, я не уверена…
— Она никуда не денется, не убежит — без ребенка. Ей нужно жить в тепле и чистоте, нужно хорошее домашнее питание. Я умею ладить с подростками. Достаточно их вырастила.
— Дело не в этом. Отец ребенка…
— А что отец ребенка?
— Ваш правнук, Адам Доусон. Папа Луизы.
Видно, что Вэл с трудом подавляет взрыв хохота. Лицо у нее перекашивается, она выдавливает:
— Адам? Да что вы го…
Но тут она смотрит на меня. Я делаю круглые глаза и отчаянно киваю.
Она поднимает бровь и говорит:
— Ах, да-да. Адам… и Сара.
— У Адама были неприятности. — Инспекторша смотрит на экран своего компьютера и начинает проматывать какой-то документ. — Серьезные.
— Да, были. А у какого шестнадцатилетнего парнишки не было неприятностей? Он хороший мальчик. Хорошо обращается с малышкой. За него не беспокойтесь.
Видимо, найти дом для трудных подростков вроде меня — та еще задачка, так что через два часа я все-таки получаю разрешение пожить у Вэл. Мне приходится подписать кипу бумаг, ей тоже.
По пути из участка мы проходим мимо приемной. Дверь приоткрыта, и я успеваю увидеть, что за столом напротив инспекторши сидят двое. Мне кажется, мама как-то съежилась и постарела, хотя я ушла из дому всего три месяца назад. А папа остался как был. При виде него меня едва не рвет. Приходится поглотать, чтобы загнать поглубже омерзительный ком в горле. Он поднимает голову — и наши глаза встречаются на секунду. Там нет ничего — ни искры узнавания, ни теплоты, ни ненависти. Ничего. Что он видит, когда смотрит на меня? Не знаю, да и не важно. Но при мысли о том, что он возьмет Мию на руки, меня прямо наизнанку выворачивает.
— Увезите меня отсюда, — прошу я Вэл и вцепляюсь ей в локоть.
— Это они? — спрашивает она.
— Да.
— Да я бы его живьем зажарила за то, что он с тобой сделал. Надо всем рассказать. Пусть все знают.
— Не могу я, Вэл. Не могу. Пойдем. Пожалуйста. Ну пожалуйста!
— На улице мне приходится остановиться — меня все-таки рвет. Это неправильно, — твердит Вэл. — Так нельзя. Это нечестно.
Я ничего не могу сказать, даже когда меня как следует прочистило. Цепляюсь за руку Вэл, и мы идем на остановку. Вэл вся прямо кипит, и мне это нравится: приятно, что хоть кто-то на моей стороне. Приятно, что этот кто-то — Вэл.