Моя машина. Моя полированная железка.
Он родился интровертом, любил уединение, предпочитал размышлять, наблюдать, помалкивать. Машина была раковиной, где так удобно прятаться. Кроме того, Матвей Матвеев считал себя настоящим пацаном девяностых. И без автомобиля вообще не мыслил жизни. Для него сверкающий механизм с кожаными сиденьями и буйным мотором уже пятнадцать лет содержал в себе все самое важное, нужное, основное. Осознавался как фетиш, жупел, средство и причина, цель и повод. Хлеба не куплю, но бензин налью! Примерно так.
Взрослея, он поостыл к лошадиным силам и хромированным изгибам, но не настолько, чтобы разлюбить, а может, и не остыл или даже сильнее загорелся, да только снаружи души уже корка образовалась, черная, черствая. К сорока годам иногда образуется у мужчины такая корка. Ее только пуля пробьет. Это подтвердит любой поэт, всякий пацан девяностых.
Как настоящий поэт и реальный пацан, он придавил правую педаль, вылетел на серую ленту шоссе, вклинился, ускорился, обошел, обогнал, подрезал, ускорился еще, а как всерьез ускорился – так и успокоился полностью.
В движении, на дороге – когда крутил приятное пальцам рулевое колесо, вдавливал педали – приходила к нему безотчетная грусть, очень русская. Очевидно, такая меланхолия мучила Илью Муромца все тридцать три года, пока он лежал на печи. Неопределенное, общего характера раздумье. Что я должен делать? Надо ли оно мне? То, что делают все эти люди вокруг, – а надо ли оно им? Может быть, следует остановиться, притормозить, вылезти из-за штурвалов, рычагов, из водительских кресел, отойти от мониторов, покинуть конвейеры, стройплощадки, офисы, чиновничьи конторы и залезть на печи всем, сколько нас есть, и погрузиться в ватную славянскую нирвану?
Нет, решал Матвей каждый раз, когда так думал, и усмехался горько. Никто не полезет на печку, никто не забудется целительной дремотой. Никто не возьмет паузу. Нельзя. Надо бежать, действовать, функционировать, строить дома, рожать сыновей, сажать деревья, преобразовывать мир. А кроме того – деньги делать. Никто не остановится. Страшно. Забыт важный закон физики: остановка движения высвобождает энергию.
Матвею захотелось то ли рассмеяться, то ли заплакать.
Ничего, скоро ты приедешь туда, где тебя остановят, и еще как.
Тебя остановят. Тебя остановят, дружище Матвей Матвеев. Ты должен деньги, и тебя остановят.
Уже вполне адекватный, хладнокровный, на четвертой передаче он выскочил к окраине города.
Здесь можно было включить пятую передачу и превратить езду в полет. Но зазвонил телефон – адская машинка, никогда не позволяющая послать весь мир туда, где ему самое место.