Издалека слышались гармошка или баян и пение нескольких женщин. Мы миновали какие-то коридоры, стены которых были украшены стендами с портретами ветеранов, детскими рисунками, и наконец оказались в концертном зале.
Десять-двенадцать закутанных в платки, полных, мясистых матрешек пели не на сцене, а рядом. Баянист сидел на стуле и бойко аккомпанировал.
Увидели нас, остановились.
— Вот наша гордость, — представил их глава села, — хор “Рыбачки”. Не все, но основной костяк… А это, — указал на меня, — журналист из Москвы… м-м…
Поняв, что он забыл, как меня зовут, я скорее представился сам.
— Молоденький, — сказала одна из рыбачек; остальные добродушно засмеялись.
— Так, товарищи, — наоборот построжел глава, — спойте для нашего гостя лучшую песню. Про Коктюбей.
Женщины послушно выстроились в полукруглую шеренгу; баянист установил удобнее на ляжках свой инструмент, напрягся, готовясь заиграть.
“Как в соцреализме каком-то”, — мелькнула мысль, и я усмехнулся, правда про себя. Внешне был приветлив и доброжелателен.
Баянист заиграл лирическую мелодию, рыбачки запели… Сперва я не мог понять ни слова, но постепенно тарабарщина стала превращаться в членораздельные фразы:
…Традиции, обычаи
Твоих былых времен,
И купол храма светлый,
Что к небу устремлен.
По-своему приветливо
Рыбацкое село.
Рыбак мотор заводит,
Едва лишь рассвело.
Я осторожно достал из кармана диктофон, включил на запись. “Пригодится”.
…И Господу помолимся,
Чтоб мир был, благо ей.
Святые Павел, Петр,
Храните Коктюбей!
Святые Павел, Петр,
Храните-е-е…
Кок-тю-у-бе-ей!..
Мы с главой села похлопали.
— Ой, чтой-то озябла я, девочки! — по-актерски воскликнула одна из певиц. — Давайте полечкой согреемся!
— “Полечка рыбацкая”! — объявила другая.
Баянист рванул баян, пробежался пальцами по кнопкам, и хор тут же задорно отозвался:
Много танцев есть у нас —Вальс,
фокстрот и па-де-грас,
Танго, блюз и минуэты,
Но милее всех на свете
Полечка рыбацкая,
Эх, да залихватская!..
После этой песни репетиция кончилась, и женщины повели нас в соседнюю комнату — гримерку, видимо, — где был накрыт стол. Тарелки с соленьями, пирожки, салаты какие-то, бутылки.
— Давайте, давайте! У нашей Анюты день рождения.
Я послушно шлепнулся на стул. Глава поотказывался, но быстро сдался:
— Ну что ж, десять минут можно.
Одна из рыбачек, круглолицая, с железным зубом, потянулась ко мне через стол с водкой:
— Выпьете рюмочку?
— Не откажусь, — кивнул я. — Замерз. А почему так холодно?
— Промерз клуб наш. Топим, только когда мероприятия. Михаил Павлович мечтает водяное отопление протянуть, но денег все не дают.