Кому он говорил, я не поняла, но вот про вещь… Неужели это обо мне? Я испугалась, что он хочет превратить меня в какой‑нибудь веник для пыли. Правда, непонятно зачем тогда надо учить этикету, геральдике, языку, географии и прочим вещам? Решила, что если все равно ничего не могу сделать, то лучше и не задумываться – только себя растревожишь. А вот про «сломаю» мне сильно не понравилось.
Таким образом, прошел, по моим расчетам, месяц. Маренс обучил меня еще одному языку и заставил читать книги уже на нем. Иногда три совершенно разных языка перемешивались в совершенно невообразимую конструкцию, и я начинала фразу по–исмаилски, продолжала по–русски, а заканчивали по–архейски. В такие моменты Маренс наказывал меня сильнее обычного – очень его злила моя «тупость». Однако к концу месяца я могла уже совершенно свободно говорить на всех языках не путаясь, так же свободно читала на них и выучила наизусть все гербы Домов империи. Потом был еще один язык – иллирийский…
—Ну хоть что‑то получилось, — буркнул маг, закрывая большой геральдический справочник. — Может ты и станешь хорошим апостификом и сумеешь принести мне пользу.
Какая от этого будет польза мне, Маренс не сказал.
А на следующее утро в мою комнату вошли сразу несколько слуг и стали развешивать в шкафу одежду. Правда, вся она оказалась одного покроя, напоминая одежду пажей, но без чулок, обычные штаны красного цвета. Такого же цвета курточка с пышными манжетами, белым с плетеными узорами воротничком. И бежевая рубашка. Одежда скорее для мальчишки, а не для девочки, но моего мнения никто не спрашивал. Еще прилагался небольшой голубенький галстук. И туфли. Обычные, кожаные темно–красные туфли на небольшом каблуке. Всего таких костюмов принесли три. Не успела я закончить их изучение, как появился новый слуга. Молча усадил меня на стул, достал ножницы и принялся за стрижку. Я было дернулась, но тут же успокоилась – какой смысл сопротивляться или возмущаться? Все равно заставят послушаться. Правда, когда этот парикмахер недоделанный отрезал мои замечательные волосы, которые я с таким старанием растила, сейчас они достигали моего пояса, я едва не разревелась, но сдержалась. Привыкла уже держать чувства под контролем и не показывать их окружающим.
Стрижка продолжалась. Когда я после нее взглянула в зеркало, то все‑таки не сумела сдержать всхлипа. Меня обкорнали совершенно. Мои великолепные волосу укоротили так, что теперь они только закрывали шею, выстригли только спереди, чтобы волосы не закрывала глаз.
—Господин приказал вам переодеться в новый костюм, а старую одежду отдать мне.