— Так вот, отец, я для Пилсудского вояка плохой, все одно перебегу.
— Как знаешь, сынок: иди туда, где правда.
Взяли Стася в пулеметную команду, через неделю погнали на фронт. При первом удобном случае попытался Стась бежать, но был пойман и прикован на месяц к пулемету. Там его взяли в плен красные. Вот и вся короткая жизнь. А что дальше?
Лес кончился, стало просторней, светлей. Станислав сказал Терентьичу:
— Тут, близко!
— Полк развернуть можно?
— Можно, только за болотом.
— Артиллерия пройдет?
— Постараемся.
Потянулись кочковатые луговины с удушливым запахом ила. Лошади неуверенно шли, похрапывая, поводя ушами. Всадники молча ловили шорохи шмыгающих копыт. Ехали долго, меняя направление. Впереди мелькнули огоньки, сразу погасли.
— Здесь, — сказал поляк.
Топь кончилась. Лошади пошли уверенней, смелее. Полк в темноте долго разворачивался, потом загремели залпы.
…Ван Ли везли на санитарной линейке. Он чувствовал, что затевается большой, может быть, последний бой и тревожно ловил раскатистые выстрелы.
В пограничную деревушку полк ворвался неожиданно. Сонные солдаты метались по дворам. Впереди мчался Станислав, крутя над головой шашку, а за ним — Терентьич, комиссар, конники. Проскакали уже больше половины деревенской улицы, когда совсем рядом ударил выстрел. Поляк вдруг выронил шашку, пошатнулся в седле. Подскакал Терентьич, но Станислав был уже мертв.
— На линейку! — приказал командир.
Пара дюжих рук выхватила тело из седла, положила на линейку, рядом с Ван Ли.
Ошеломленный противник расстреливал темноту, будоражил улицы. Проскочила, громыхая, артиллерия, за ней — линейка и несколько подвод обоза, затем все стихло.
Полк миновал деревню, прорвался сквозь последний заслон. Еще несколько минут — и показались белые с черным столбы, уходящие далеко за синеватый горизонт. Граница. Спешились.
Вызвали линейку в голову колонны. Молчаливые бойцы сияли головные уборы, насторожились. Расправляя густые усы, ставрополец-хохол слез с козел, поглядывая на командира.
На линейке лежало двое.
Ван Ли беззвучно шевелил губами, грустно улыбался, озирая бойцов. Терентьич подошел к линейке, приподнял мертвого поляка.
Слышит Ван Ли, как бойцы долбят землю, хочется ему встать, но сведенные судорогой ноги закоченели.
Он повернул голову вбок — у крыла линейки, приветливо улыбаясь, стоял Дениска:
— Здравствуй, Ван!
Ван Ли слабо шевельнул рукой, протянул ее Дениске. Огромная ладонь бережно взяла руку китайца.
— Выживешь, Ван, вот посмотришь — выживешь, еще каким молодцом будешь.
И вдруг раздался знакомый твердый голос командира полка: