торые теперь нам ставят в упрек, — говорит он , — но эти решения порождал кризис». Ничего не может быть справед-
ливее!
Такое проявление бессознательности можно наблюдать во время всех бурных заседаний Конвента.
«Они одобряют и предписывают, — говорит Тэн, — то, к чему сами питают отвращение, — не только глупости и бе-
зумия, но и преступления, убийства невинных, убийства своих же друзей. Единогласно и при громе самых бурных апло-
дисментов левая, соединившись с правой, посылает на эшафот Дантона, своего естественного главу, великого организа-
тора и руководителя революции. Единогласно и также под шум аплодисментов правая, соединившись с левой, вотирует
наихудшие декреты революционного правительства. Единогласно и при восторженных криках энтузиазма и заявлениях
горячего сочувствия Коло д’Эрбуа, Кутону, Робеспьеру Конвент при помощи произвольных и множественных избраний
удерживает на своем месте человекоубийственное правительство, которое ненавидят одни за свои убийства и другие —
за то, что оно стремится к их истреблению. Равнина1 и Гора, большинство и меньшинство, кончили тем, что согласились
вместе содействовать своему собственному самоубийству. Двадцать второго прериаля Конвент в полном составе под-
ставил свою шею и восьмого термидора, тотчас же после речи Робеспьера, он опять подставил ее»2.
Картина эта, пожалуй, может показаться слишком уж мрачной, но? тем не менее, она верна. Парламентские собра-
ния, достаточно возбужденные и загипнотизированные, обнаруживают точно такие же черты; они становятся похожими
на непостоянное стадо, повинующееся всем импульсам. Следующее описание собрания 1848 года, сделанное Спюлле-
ром, парламентским деятелем, демократические убеждения которого несомненны, заимствовано мною из «Revue Littйraire» как очень типичное. Оно изображает все преувеличенные чувства, свойственные толпе, и ту чрезмерную из-
менчивость, которая дозволяет толпе в несколько мгновений пройти всю шкалу самых противоречивых чувствований,
«Раздоры, подозрения, зависть и попеременно — слепое доверие и безграничные надежды довели до падения рес-
публиканскую партию. Ее наивность и простосердечие равнялись только ее всеобщей подозрительности. Никакого чув-
ства законности, никакого понятия о дисциплине; только страхи и иллюзии, не ведающие границ, — в этом отношении
крестьянин и ребенок имеют много сходства между собою. Спокойствие их может соперничать только с их нетерпени-
ем, и свирепость их равняется их кротости. Это — свойство еще не вполне образованного темперамента и результат