Действительно, многие из гостей желали своей точностью показать Осман бею, как высоко они ценят его самого, и какая честь для них быть к нему приглашенными.
— Хорошо, — сказал Турсен, — мне еще необходимо проверить, все ли приготовлено для лошадей.
И бросив взгляд на зеленый, в полоску, шелковый чапан своего друга, запахнутый на его большом животе, добавил:
— И переодеться.
Люди Турсена прекрасно позаботились о лошадях. Под тенистыми деревьями тянулись длинные ряды деревянных кольев, и на расстоянии вытянутой руки от них стояли большие бочки с водой и корыта с овсом.
— Хорошо, — сказал Турсен главе саисов. — Иди, переоденься Аккул. Все остальные уже здесь.
— Разреши мне Турсен, попросить тебя сперва об одном одолжении, — промолвил Акул, наклонив голову.
— Говори.
— Позволь мне, пожалуйста, взять сюда с собой так же и Мокки, который скоро станет моим зятем.
Турсен подумал, что на другой стороне, за бассейном, соберется такая толпа людей, что человеком больше или меньше…
— Я тебе разрешаю, — сказал он наконец и с напускным равнодушием добавил. — Ты уже видел Уроса?
— Сегодня утром он опять ускакал на Джехоле. Правда, немного позже обычного.
Перед дверью дома, Турсена уже ожидал Рахим, одетый во все праздничное: полосатый кафтан, новые сандалии. А вместо заношенной тюбетейки он обмотал голову куском переливчатой атласной материи — подарок его господина.
Турсен бросил ему поводья лошади и вошел в дом. На топчане лежал заботливо вычищенный и выглаженный праздничный чапан старого чавандоза, из шелка, теплого, кирпично-красного цвета.
«Цена моего последнего бузкаши, — подумал Турсен на него глядя. — Уже пять лет он мне служит.»
— Урос еще не вернулся? — спросил он у мальчика, снова запрыгивая в седло.
— Ой, я же тебе сказал. Нет, не вернулся. Ты разве не слышал? — удивленно воскликнул Рахим.
Турсен ничего ему на это не ответил. Посадив ребенка позади себя, он галопом поскакал назад к «Озеру высокочтимых». Перед разноцветными рядами ковров вокруг бассейна, он остановился. Рахим соскочил с седла, помог своему господину спуститься с лошади, и застыл как завороженный.
— Ты что, не знаешь, куда нужно отвести лошадь? — недовольно проворчал Турсен.
— Конечно, знаю… сейчас отведу… — ответил бача запинаясь.
Никогда он ничего подобного не видел! С какой пышностью все устроено, а какое великолепное, ослепительное общество собралось здесь! На поляне, в тени деревьев, расположились гости на огромных коврах и пышных подушках. Все в своих самых дорогих чапанах сшитых из разноцветных, блестящих тканей: шелк из Ирана, тончайшая шерсть, индийская золотая парча. С блестками, в полоску, одноцветные или полностью покрытые роскошной вышивкой, каждый хотел перещеголять другого. Лишь чиновники самого высокого ранга были одеты в европейские костюмы, а на голове у них были шапки-кула. Чавандозы же, в первый раз по возвращению из Кабула, снова надели коричневые куртки с белой звездой из каракулевой шерсти на спине.