Широко улыбнувшись, он постарался разрядить обстановку.
— Извините за беспокойство, но Эриэл сегодня днем потеряла кроссовку, и я пытаюсь ее найти.
Ее сдержанность моментально сменилась озабоченностью.
— Боже мой, она, наверное, так и осталась висеть на заборе. Входите, пожалуйста. Я видела фонарик, когда утром распаковывала вещи. Постараюсь вспомнить, куда я его положила.
Она быстро нашла фонарик в одном из ящиков и повела Райли во двор, через лужайку, за калитку и на улицу. Там она стала водить тусклым лучом фонарика по своему шаткому решетчатому забору, и, когда луч поймал кроссовку Эриэл, у Райли все внутри похолодело.
Застрявшая кроссовка висела боком на почти метровой высоте. Если бы Эриэл упала при таком положении стопы, то нога могла бы переломиться, словно сухая веточка.
Райли вытащил кроссовку из забора, испуганный и злой одновременно, но даже не выругался — не зря он так долго служил в полиции.
— Девочка не успела упасть — я поймала ее.
Ни слова женщины, ни ее спокойный тон не возымели действия. Кроссовка могла остаться забытой на заборе лишь в одном случае — если женщина подхватила Эриэл, когда та уже падала. Она спасла его дочь от перелома ноги. Или от чего-нибудь похуже.
Благодаря ей Эриэл сейчас дома, живая и невредимая, готовая ко сну — читает книжку с самой любимой из своих юных приходящих нянь. Мысли о том, чем мог закончиться сегодняшний день, заставили его содрогнуться. Он теперь в неоплатном долгу перед этой женщиной, и она должна знать всю глубину его благодарности. Ему захотелось разрушить все барьеры и положить начало настоящей добрососедской дружбе. И уж по меньшей мере теперь он не был настроен уходить вот так сразу, едва перекинувшись несколькими словами.
— Не знаю, как вас и благодарить.
Она пожала плечами.
— Я рада, что оказалась поблизости и смогла помочь.
Райли улыбнулся, хотя в темноте она не могла этого увидеть.
— Послушайте, а что, если я зайду на минутку? Эриэл сегодня просто замучила меня — без конца просилась к вам, и может быть, нам с вами стоит хоть немного поговорить.
Женщина ответила не сразу, но из-за темноты он не мог догадаться о причине ее колебаний — может быть, она искала предлог отказать ему.
Он уже думал, что не дождется ответа, когда в ночной тишине раздался ее голос:
― Хорошо. На несколько минут.
Улыбаясь про себя, он пошел за ней в дом. Соседка провела его в гостиную. И то, что он увидела, неприятно поразило его. Комната могла служить воплощением одиночества.
Вдоль одной из стен теснились нераспакованные картонные коробки. Напротив стояли стопки книг, по восемь или десять в каждой, образуя на полу неровный бордюр. На истертом деревянном полу не было ковра, шторы выглядели так, словно висели на окнах лет пятьдесят, а светлые прямоугольники на голых стенах показывали, где у прежних жильцов висели картины. Два разнокалиберных кресла стояли по обе стороны камина, где потрескивал огонь — единственное свидетельство того, что комната обитаема.