Чудодей (Штриттматтер) - страница 187


Они говорили о грандиозности имперской автомагистрали, а потом господин Пешель заговорил о поэзии. Осторожными движениями рук показывал он, как велика его склонность к хорошей поэзии. Она была чуть не до потолка. Он помнил почти все стихотворения из школьной хрестоматии. «Так тихо все, раскинулись луга, в тепле полуденного солнца нежась…» и «Справа и слева падает турок, разрубленный надвое…» Папаша Пешель вскочил. Лицо его покраснело от восторга. Он постучал пальцем о клетку с канарейкой:

— Больше всего я уважаю рабочих-поэтов. «Клепальщик», «Паровой молот». Он продекламировал: «Печи Бессемера шипят вовсю, искры огненные кружатся и летают…»

Неужели это он, папаша Пешель? Он молодел с каждой строфой, которую произносил, широко жестикулируя. Он декламировал плохо, но его восторг перед тем, что он читал, примирял Станислауса с неправильными интонациями. Перед Станислаусом стоял взрослый мужчина, семейный человек, отец взлохмаченной дочери, и он любил и ценил стихи, видел в них не только забаву, не только словесные фокусы, помогающие убить часы томительной скуки, но и художественно упорядоченную жизнь. Папаша Пешель весь пылал и сверкал! Он рассказывал о встрече с одним поэтом. Звали его Эрих, и был он поэтом в полном смысле слова и вообще был настоящим человеком. Все особенно любили одно стихотворение этого Эриха — «Красный перец». Папаша Пешель вдруг сказал шепотом:

— Мы живем в городском поселке. Дома из бетонных блоков. Много песка и мало цемента. — Он подошел к радиоприемнику и включил его на полную громкость. Загремели военные марши.

— Он даже был коммунистом, этот Эрих!

Станислаус вздрогнул. Неужели судьба столкнула его с новым Густавом Гернгутом?

Ему нравился папаша Пешель, и он решил поделиться согревшим его теплом со своим заочным учителем немецкого языка. Он написал стихотворение о дружбе:

Я построил дом из песен
Для отца моей любимой.

Пока женщины готовили на кухне ужин, новые друзья говорили об их общей страсти.

Твое равнодушье
Терзает душу.
Уж выпал снег.
Прощай навек.

Последние строки папаша Пешель произнес очень тихо, так как его жена накрывала стол к ужину.

— Скажите, это наша Лилиан причина… вернее говоря, мотив, на который вы написали это стихотворение?

Станислаус решительно затянулся сигарным дымом и кивнул. Фрау Пешель закашлялась. Господину Пешелю, видно, был знаком этот вид простуды жены, поэтому он не обратил на ее кашель внимания.

— Вы молоды, и все возможно. Но знаете ли вы, что стихи… — он постучал согнутым безымянным пальцем по аквариуму, который стоял на подоконнике, — …что стихи иногда таят в себе бессмертие?