, – благодарил он; конечно, дело родственное, ибо касалось единой семьи, не ограниченной рамками общины в Иерусалиме или Антиохии, в Риме или на Кипре.
Часто повторяют, исходя из афонского образца, что общежитие есть только подготовка, обкатка острых углов в преддверии уединенного, более совершенного образа жизни. На самом деле монашество начиналось как раз с отшельничества, а уже Пахомий Великий, наученный ангелом, считал высшей формой иноческого подвига именно киновию и решительно выгонял, обрекая на анахоретство, нарушителей устава, неспособных к коллективизму: иди, живи один! В течение года он не поколебался избавиться от ста из трехсот насельников [82].
Василий Великий, создавая христианские поселения в Каппадокии, имел целью дать образец, противопоставить равнодушию и корысти дух братской любви и взаимной ответственности. Святитель так высоко ценил единодушие и доверие, присущие общинному образу жизни, что ввел в устав обязанность насельников доносить настоятелю о грехе брата, в целях оказания скорой нравственной помощи и немедленного очищения всего братства как целостного организма [83].
Киновийный образ жизни он полагал обязательным для всех христиан, даже состоящих в браке; Иоанн Златоуст горячо поддерживал эту идею, видя первопричину общественного зла в эгоизме, в стремлении человека к стяжательству; если этот корень вырвать и истребить, если христианское сострадание отзовется на чужую нужду и беду, станет возможным преодоление социальной несправедливости, которую он считал продолжением мучений Спасителя [84].
Прекрасный идеал не удался, не осуществился в мире, но священную традицию наследовало монашество – по слову Феодора Студита, бесценный дар неизреченной милости и любви Бога к людям; каждая монастырская семья, постепенно вырабатывая самостоятельный уклад, живет целостной жизнью, как ветвь на лозе Христовой: вместе друг с другом и с Богом. «Нюра, если будешь у преподобного Сергия, прошу поставить за меня свечечку и поклонись земным поклоном, да не отринет он меня грешного от святого иноческого стада своего…» [85].
Семья! купножитие сообщает братству чудотворную силу; когда все вместе сажают или копают картошку, косят сено, засевают по весне огород, воцаряется радость, подобная той, что зафиксирована на лицах оптинских монахов известной фотографией, где они все в фартуках приготовились рубить капусту.
В такие общие дни остро ощущается сакральность даже самых будничных моментов монастырской жизни; освящается всё: семена и плоды, грядки, сады, ульи и колодцы. В одном монастыре на огороде служили молебен мученику Трифону об избавлении от тли, подразумевая колорадского жука. О другом бедствии, именно о птицах, клюющих в саду яблоки, отчего они становятся непригодны к хранению, никто в тот момент не думал, да и молебна по такому случаю нет; чтобы спасти урожай, низкорослые деревья обычно укрывали нетканкой. И вот, когда священник начал читать Евангелие, черная туча грачей ко всеобщему тихому изумлению с громким гамом взмыла над садом и подалась к западу; самое удивительное – больше они не появлялись в саду!