Много позже узнал, что тунисским силовикам официально разрешено избивать и пытать задержанных и осужденных. А в тюрьме довелось повидать и настоящую пыточную камеру с набором спецприспособлений.
Камеры в КПЗ были переполнены под завязку. Я сквозь решетку краем глаза засек, как новеньких пинками утрамбовали в переполненные камеры. Ко мне никого не подсадили, как-никак иностранец. Спички и зажигалки в камерах запрещены, а как ни странно — сигареты можно. То тут, то там слышались истошные голоса:
— Асисяй, асисяй (начальник, начальник)!!!
Вот так поорут минут 15–20, затем дежурный дубак выйдет из дежурки, подойдет с зажигалкой и сквозь решетку даст прикурить одному, а после от его сигареты остальные подкуривают. Подошел ко мне, предложил закурить. Я объяснил, что не страдаю пагубной привычкой, он весьма удивился. Что-то пытался мне сказать, но, поняв, что бесполезно — сказывался языковой барьер — ушел.
Крики «асисяй!» продолжались до утра с интервалами в полчаса, ни о каком сне не могло быть и речи.
Как, думаете, развлекаются тунисские полицейские? Играют в шахматы? В карты? Пьют водку? Не угадаете все равно. Они… играют на барабане и поют песни. Да, да! Что есть силы лупят в барабаны, чем сильнее, тем лучше, и горланят разухабистые песни. Барабанов должно быть много, ну не меньше двух-трех, на одном не играют — не тот эффект. Вообще выглядело, по меньшей мере, странным, когда под сводами старинной тюрьмы услышал фольклорное пение, да еще в исполнении стражей порядка. Весь этот грохот прерывался только криками «Асисяй!». Под утро привезли новую партию арестованных, и концерт прекратился.
Новеньких было человек пять, их быстренько обыскали, оформили, дали по паре затрещин и развели по камерам.
Лежать на жесткой тонкой подстилке было крайне неудобно, ворочался с боку на бок, но это не помогало — тело продолжало страдать от ужасного дискомфорта. Я был уверен, что утром приедет наш консул и мои мучения прекратятся. Все разъяснится, мне принесут извинения и выпустят из КПЗ.
Представлял, как расскажу неведомому Пупкину о своих сомнениях насчет смерти Наташи, предложу обязательно привлечь к ответу тунисцев за творимый ими беспредел. Мы с Наташей граждане России, а не какого-нибудь там Габона или Зимбабве, с нами не имеют права так поступать! «Вы у нас попляшете, будьте покойны! Вы еще, сволочи, узнаете, как россиян унижать!» — наивно стучало у меня в висках.
В камере не было искусственного освещения, но становилось заметно светлее. Наступал новый день!
Не знаю, сколько было на часах, но когда рассвело, заключенных мужского пола из камер стали переводить во внутренний дворик напротив моей двери. За каких-то полчаса на пространстве менее в 100 квадратных метров сосредоточилось около 70 человек.