этот материал и подсказанные им Тогда выходит, что в произведении нефигуративного искусства
под (или над) уровнями технического исполнения, семантики и идеологических коннотаций
надлежит усмотривать что-то вроде уровня микрофизического — код, выявляемый художником в
том самом материале, с которым он работает. Речь не о приведении в соответствие исходного
172
материала и замысла, но о исследовании, как под микроскопом, составляющих этого материала, о
наблюдениях за потеками краски, узором песчинок, плетением холста, неровностями штукатурки, выявлении их строения и, значит, кода. Будучи выявленным, этот код может служить моделью
при структурировании физико-технического или даже семантического уровней, конечно, не в том
смысле, что он навязывает произведению какие-то образы и, следовательно, означаемые, но в
смысле подсказки конфигураций, очертаний, форм, если и не отождествляемых с каким-то
определенным предметом, но все равно узнаваемых, иначе почему мы отличаем "пятна" Вулса от
поверхностей Фотрие и "макадам" Дюбюффе от творческого жеста Поллока
Эти формы образуются на знаковом уровне, но при этом идентифицировать эти знаки не так
просто. Как бы то ни было, нет оснований сомневаться в том, что идиолект, связывающий все
уровни произведения нефигуративного искусства, существует, и это и есть тот самый
микрофизический код, выявляемый в глубинах материала, код, подлежащий макроскопическим
конфигурациям, так что все возможные уровни произведения (у Дюбюффе они все сохраняют
узнаваемое значение слабо выраженных иконических знаков) опираются на микрофизический
уровень. Иными словами, здесь трудно говорить о надстраивании над всеми уровнями некоего
более общего кода или идиолекта, так как система отношений, сложившаяся на одном уровне, а
именно микрофизическом, становится нормой для всех остальных. Это сокрытие семантики, синтаксиса, прагматики, идеологии за микрофизическим уровнем приводит к тому, что многие
считают, что произведение нефигуративного искусства ничего не сообщает, в то время как оно, конечно, что-то сообщает, но делает это иначе. И что бы ни говорили теоретики, эти произведения
несомненно что-то сообщают, коль скоро они заставляют нас иначе смотреть на мир, на природу, ощущать чужеродность материала, тем самым перемещая нас в пространстве окружающих нас
вещей, помогают лучше постичь сообразность того, что прежде казалось нам случайным, и почти
бессознательно искать во всем следы искусства, т. e коммуникативной структуры, идиолекта, кода