– Наворотили вы тут, –
сказал Дронов, – но все-таки врете вы все, вот он монастырь, вот они мы в нем.
– Ну и что? Да вы
представляете себе, что такое плод воображения сотен миллионов людей, сотен
поколений?! Да он же страшную силу имеет, гипнотизер же заставляет засыпать
десятки людей, делать черт-те что, а тут... могла эта сила страшная,
сконцентрированная в одном человеке, хоть в Спиридоне этом, заставить
большевиков не видеть нас? Почему бы нет?
– Но Бог...
– Ах, оставьте,
пожалуйста! Все, что можно объяснить, замечательно объясняется без Бога. Все,
что объяснить нельзя, Бог не объясняет и не помогает это делать.
Дронов со страхом уже
поглядел на бывшего ответственного и пробормотал вставая:
– Пойду я, Анатолий
Федорыч.
– Так чаек же не допили.
– Пойду.
Бывший ответственный
усмехнулся и развел руками: "Ну, тогда не смею задерживать".
Дронов вышел на свет
Божий и зажмурился от солнца. Вдали он увидел Олю-маленькую, которая призывно махала
ему руками.
– Надо ведь вас
зашивать, Александр Дмитрич, – сказала она подошедшему поручику, – снимайте-ка
вашу гимнастерочку.
– Да возможно ли ее
зашить-то?
– Оля-большая все может.
– А пока что ж, мне
голым ходить?
– Ну не голым, а
полуголым, вот... а крестика нет на вас, Александр Дмитрич, а? – Оля-маленькая
держала в руках рваную гимнастерку и смотрела на голую грудь Дронова.
– Нету, как-то... Скажи,
а почему тут переодеть нечего? Конфеты шоколадные есть, а толстовки
какой-нибудь нет?
– Ну, монашеского же вы
не наденете, а другого ничего нет.
– Да я знаю, что нет, а
почему?
Оля-маленькая пожала
плечами: "Ну, ладно, вы пока можете у нас посидеть, коли стесняетесь так
ходить, а можете погулять. Вы ведь на кладбище еще не были".
– Не был. Я вообще-то не
люблю кладбища, да и навидался я трупов.
– На кладбище нет
трупов, на кладбище кресты да холмики.
– Да это я так, про те
кладбища, – поручик мрачно глядел на Олю-маленькую, – где без надписей на
крестах "здесь покоится такой-то", а там... идешь в атаку и видишь,
лежит-покоится Петька Буянов с разваленным животом и еще другие.
– Мир праху их и Царство
Небесное душам их, Александр Дмитрич, что ж еще сказать. А надписей на нашем
кладбище никаких нет. Отец Спиридон говорит, что место захоронения христианина
означается лишь крестом, больше ничего не нужно, вон там как раз отец Агафангел
на кладбище, идите гляньте.
Маленькое кладбище было
аккуратным и тихим. К тишине монастыря здесь словно добавлялась своя, особенная
тишина, поглощавшая последние остатки душевных движений, связанных с внешней
суетой. Здесь все внешнее просто уже не воспринималось, его вообще не было. При
взгляде же на отца Агафангела внешнее сразу вспоминалось: он был огромен,
красен лицом и с черными мешками под буйными, беспокойными глазами, про такого
говорят: "наверняка пьяница".