– Как, и он здесь?! А
как же они?..
– Да что ж... – монах
задумчиво развел руками. – Когда мы Глубь-трясину пешочком за отцом Спиридоном
перешли и тут, на острове этом, оказались, пал артист к ногам ротмистра,
схватил его за сапоги да заплакал, как младенец, вот...
Как-то неприятно вдруг
стало Дронову, каким-то приторно-лубочным показался ему конец истории мужа и
любовника, как в "Назидательных чтениях". Но, однако же, и правдой
ведь был лубочный конец, не врал ведь инок Агафангел. Быть может, таким
приторно-назидательным лубком и должны бы кончаться все наши страсти-мордасти
по той самой правде, что дал нам Тот, Кто есть Истина?
– А вот могилка инженера
нашего, инока Иеремии, У-ух какой тоже знаменитый был, образованный, французы
ему даже премию какую-то присудили, у-ух как он встретил отца Спиридона:
белены, орал, объелся старец, какой-такой остров в Глубь-трясине, нет там
никакого острова, я, говорит, вдоль и поперек эту Глубь-трясину облетывал на
ероплане, меня, орал, феномен Глубь-трясины всегда интересовал. Ну, а старец
наш на своем стоит: есть, говорит, остров, пойдем за мной и увидишь. А
инженер-то сплюнул, обозвал старца, но пойти-то пошел, а как пришли – сутки в
себя прийти не мог, все ходил, бормотал чегото. Забормочешь! Главным
доглядчиком всего нашего строительства был. Вот... А одного старец наш с
какой-то революционной сходки утащил, чего-то они там ужас какое секретное
решали, – вот они нынче все секреты рассекретились, чтоб им, прости Господи, –
ну вот, перепугались они нас до смерти, когда вошли мы к ним, прямо смех, а
старец отзывает одного и говорит: "Я иду строить монастырь в Глубьтрясину
и хочу, чтобы ты шел со мной". А тот-то оторопел, на лице то страх, то
прям бешеный и глаз не может оторвать от старца. Вот холмик его и крест его –
инок Павел, Царство ему Небесное.
– А про революцию и
войну эту подлую ничего тогда не говорил старец? – спросил Дронов.
– Нет, я не знаю, чтобы
он пророчествовал. А вон на скамеечке, видите, вдова нашего бравого ротмистра, почившего
инока Василия. Она весь день тут проводит.
– Она тоже монахиня?
– Да какая ж монахиня,
помилуйте, вы ж видите – светское на ней. Она сама пришла.
– Уже когда монастырь
стоял?
– Нет, то-то и оно,
тогда, когда все видели Глубь-трясину и даже фундамента еще не было. Как только
исчезли ее муж да любовник, она весь город, всю округу на ноги подняла, искала.
И по-моему, так сама не знала, кого ищет – артиста или ротмистра, не обоих же
сразу. Вот, ну оставлю я вас, а вы сходите к ней, она вам сама расскажет, если
интересно вам, она любит поговорить.