Побывала Груня и в селе
родном по делам продразверстки, когда пришлось расстрелять двадцать бывших
односельчан за то, что хлеб спрятали и не поверили Груниной угрозе, что кто сам
не сдаст, тому плохо будет. Не взяли в толк односельчане бывшие, не поняли, что
"плохо" – это пуля в лоб. Или куда там придется.
Когда мать увидела Груню,
с ней столбняк сделался и она поседела враз. Все от галифе дочкиного – никак
глаз оторвать не могла. Учительша тоже поражена была, но быстро в себя пришла и
обличать сразу бросилась:
– Вы растерзали
революцию, вы растоптали свободу!
– Мы растоптали вас, –
отрезала Груня. – А свободу мы взяли себе. Вы – прирожденные рабы.
– Мы – рабы?! – опешила
учительша.
– Вы! – рявкнула Груня и
пошла прочь от нее.
Когда расстреливали, к
Груне солдатик подбежал:
– Товарищ Аграфена, там
один орет, что он отец твой, что делать?
– А вы что делаете?
– Как? Так ить –
расстреливаем.
– Ну так и расстреливай!
Потом она обходила
убитых и увидела труп отца. Долго смотрела на него.
– Тоже прятал? –
спросила подошедшего бревногубого Рогова.
– Наверное, – тот пожал
плечами. – А кто это?
– Так... Эй! Чо вы с
лопатами! Сами зароют, поехали...
Заглянула она тогда и в
Загряжское, хотя и чувствовала, что никого и ничего она там не найдет, – уж
наверняка на Дону где-нибудь. Она почему-то уверена была, что рано или поздно
где-нибудь встретит его, и рвалась во все места, где он мог быть, по ее
предчувствию. После падения дома на Никитской она сразу ринулась к особняку
Загряжских. Старый князь и все семейство пришли в трепет неописуемый, когда
Груня заявилась к ним со своими орлами. Не исключая и Агаркова, который удивлен
был, пожалуй, больше всех, хотя и объявлял всегда, что он давно уже ничему не
удивляющийся наблюдатель жизни и что только одно его может смутить: если вдруг
Шаляпин петь перестанет.
– Где Иван Григорьич? –
грозно спросила Груня, обводя всех пристальным взглядом.
Ответил Агарков:
– Так ведь, Грунюшка,
тебе, поди, лучше это знать. С вашими небось дерется.
Груня подошла к Агаркову
и, задумчиво оглядев его, сказала:
– Вот вы, Андрей
Ананьич, и найдете его.
– Как это? – растерянно,
но с некоторыми дольками сердитости спросил Агарков.
– Да так это! Думаю, вы
знаете, где он может быть. А все остальные здесь останутся заложниками. К
завтрашним восьми утра не приведете его – заложников расстреляю.
– Как?! Шутишь, Груня?
– Шутки кончились,
Андрей Ананьич. Это вы все в шутки играли.
– Но... ты не сделаешь
этого, Груня.
– Еще как сделаю, Андрей
Ананьич. Вот так сделаю, – она выдернула из кобуры револьвер и выстрелила в
большую семейную фотографию на стене.