Поручик стоял неподвижно
и жадно, с трепетом слушал. Он весь был во власти голоса Оли-маленькой. Что-то
особое, неведомое ему ранее нес в себе ее голос. Он создавал зримые образы.
Поручик видел пьяные орущие рожи, жилистые лапы, рвущие платье Оли-маленькой,
заблеванный пол, Олю-большую, в столбняке стоявшую в углу, полыханье пламени,
вопли заживо в нем сгораемых, двух бегущих в разорванных платьях среди
оторопелой солдатни с красными звездами на фуражках...
И при этом удивительно
спокойным был голос этой девочки, на вид не более двенадцати лет от роду. Но в
обыкновенных словах, ею произносимых, точно был еще какой-то смысл. В своей
жизни поручик почти не общался с детьми, он не думал, что двенадцатилетние дети
могут так говорить, да и никого поручик не мог представить, кто вот так говорил
бы о недавно пережитом. И какая-то странная полуулыбка примерзла к губам
Оли-маленькой.
– Сколько вам лет? –
спросил поручик Олю-маленькую.
– Двенадцать.
Оля-большая же все это
время смотрела перед собой отстраненным взглядом и, казалось, совершенно не
слышала, что говорит племянница.
– Все это было месяц
назад, – вдруг сказала Оля-большая, – мы пробирались в Крым. Из Москвы. Вот и
пробрались.
– И, однако, что же
коварного было в действиях вашей племянницы? Да она просто молодец, ваша
Оля-маленькая. Даже если одной этой тварью красноперой на земле меньше
станет... а тут...
– Кто назовет человека
"рака" – подлежит синедриону, – сказала Оля-большая и строго
посмотрела на Дронова.
– Это что ж, мучителей
ваших, которые вас истерзали, которые всю Россию истерзали, весь мир готовы
истерзать, простить их, что ли?!
– Да, безусловно.
– И вы их простили?
– Да.
– А я нет! Я – солдат, и
мое дело на поле брани не прощать, а драться! И не прощу! И буду бить их, пока
руки оружие держат. – И это очень печально.
– Да... да вы шутите,
что ли?!
Оля-большая отрицательно
махнула головой, тяжело вздохнула, сказала тихо "простите" и,
поворотившись от поручика, медленно пошла назад.
– Вы Олю-большую не
обижайте, она у нас святая, – серьезно и совсем уже не по-детски произнесла
Оля-маленькая.
При этих словах
Оля-большая остановилась и резко обернулась:
– Еще раз так скажешь,
Ольга, – выдеру!
– А давно здесь этот
монастырь? – спросил поручик у обеих Оль сразу.
Оля-большая пожала
плечами:
– Мне кажется, он всегда
был.
– Вы меня об этом
спросите, – сказала Оля-маленькая и потащила поручика к скамейке у стены, – я
здесь про все знаю, я со всеми тут говорила-спрашивала, а Оля-большая, она и ни
у кого не спрашивает. Одно только спрашивает, когда человека впервые видит:
"Вы сегодня прибыли?"