– Но ведь и ты пьешь.
– Зайка, давай не
касаться взрослых тем. Предоставь это взрослым. Я пью, но не спиваюсь. Это
невозможно, я всегда помню, что у меня есть ты. А этому... на это было
наплевать. Все. Забыли! И чтоб больше не напоминать!
Бабушка встретила Зою
около выхода из какого-то метро, от которого жила в нескольких автобусных
остановках. Когда тебе всего семь лет, два года в твоей жизни – это очень
много. Зоя встретилась с бабушкой... никак, безо всяких чувств, и, только видя,
как радуется бабушка, слегка прониклась и заулыбалась.
Домой к бабушке они
пошли пешком, и Зоя тут же начала рассказывать ей, как у нее прошел день, и
перво-наперво с восторгом сообщила, как лихо отлупила сегодня соседа, ровесника
Севку, за что получила похвалу от мамы: "Так и надо, мало ему!"
Драться Зоя с маминой подачи умела и любила. Дальнейший рассказ бабушка тут же
пресекла:
– А я вот не похвалю.
Драться вообще гадко. А уж девочке-то...
Сказанное бабушкой не
возымело на Зою никакого действия, ибо было, как сказала бы мама, пустой
фразой, простой нудой, на которую все дети мира никак не реагируют. Но
прозвучал довесок:
– Господь Бог наш, Иисус
Христос, не велит. А ударили тебя – смирись. И пусть лучше тебя еще раз
ударят... Я же знаю его. Я их с мамой в нашем храме каждое воскресенье вижу. Вы
хоть и Севкой его кличете, а он – Севасьян. А то, вообще-то Сева – это значит
Всеволод. Все переиначите...
– Что же, и сдачи сдать
нельзя? Вот глупости-то... – это было мамино выражение, которое Зоя часто
любила повторять.
– Глупости это ты сейчас
говоришь, а то, что говорит Господь Бог, есть самая правда из всех правд.
Зоя остановилась:
– Бабушка, тебя же мама
предупреждала.
– Да уж чего там,
предупреждала, убить обещалась. Да, небось, при тебе и говорила. Наша мама
никого не стесняется.
– А думаешь, и вправду
может? – уже испуганно спросила Зоя.
Бабушка очень серьезно
глянула Зое в глаза и очень серьезно сказала:
– Думаю, может, – и
вдруг широко улыбнулась, – А ты знаешь, ну и пусть. Зато глазенки твои на
правду Божью приоткрою. А за это и смерть можно принять, хоть даже и от родной
дочери.
– Ой! И не страшно?!
– Как не страшно, еще
как страшно. Но, думаю, пытать не будет, не даст Господь, боюсь пыток, да и не
в ее это характере. Даст чем-нибудь по голове, вот и все.
Тут Зоя совсем уж
испугалась. Особенно поразило ее спокойствие, с которым это было сказано. Да
как это "вот и все"?! Да что же это такое – "Господь Бог",
что родная дочь из-за Него мать убить готова, а та говорит: "Ну и
пусть"? Вопрос этот в короткой Зоиной жизни не вставал вовсе. Мама очень
ретиво защищала ее от этого вопроса, и вот сейчас вдруг неожиданно вспомнилась
мамина реплика учительнице, реплика тогда сразу же забытая, но вот сейчас
вспомнилась, и даже голос мамин слышится: