– Не, ништяк базарит. А
если мы тебе шнифты твои выдавим? – и губастый главарь поднес к ее глазам два
растопыренных пальца.
– Выдави. Вас зато
видеть не буду.
– А ведь это бо-ольно, а
то еще лучше вытянуть и их – это больнее!
Теперь видела Зоя, что
все-таки в глазах прячется зло. Его незлые глаза прямо светились удовольствием
от того, что говорил губастый рот.
– Бог даст, не намного
больнее.
– Это ты все про какого
Бога, про Этого, что ль? – губастый главарь кивнул на Распятие.
– Про Этого. Про
Единственного.
И только было открылся
губастый рот, да и замер тут же, полуоткрытый, ибо незлые глаза, радостные от
чужой боли, учуяли, как напряглась вдруг эта малолетка, которая ни в какую
масть не вписывалась. Как тогда, выброси сейчас руку и... а ну и вправду
онемеешь!
– Ну, посмотрим, как Он
тебе поможет... – прошипело из толстых губ.
– А я тебя узнала.
– Еще бы, я ж у стола с
подарком стоял.
– Еще я видела, как ты
на последней литургии иконы с иконостаса отдирал.
Полезли из орбит незлые
глаза, а брови в момент смяли и без того почти несуществующий лоб.
– Ч-чиво?! Ты мне тут
пургу не гони! Я те дам иконостас! Не, глядите, хлестче опера дело шьет. Чего
слезу пускаешь! Слезу пускать будешь, когда вас кончать будем, потому как
деваться теперь некуда. Эх, ну вы-то, недомерки, чего приперлись, в Новый-то
год?
– Никакого Нового года
нет и мы не приперлись. Мы с Севой-Севастьяном пришли к Юлии Петровне наши
именины справить.
– Так у вас еще и
именины. А справить картошкой в мундире?
– Молитвой при Распятии.
А... когда нас кончать будете, нам не плакать, а радоваться надо будет, потому
что вы нас прямиком в Царство Небесное пошлете. Я была там, знаю.
К главарю подошел тот,
кто бил по голове Юлию Петровну:
– Слышь, кентуха, гляжу
я на нее и у меня крыша едет.
– У меня тоже. В натуре,
фрук-то-за...
– А может, она
заколдованная, может, она боли не чувствует? Я слыхал про таких, может на ней
вроде как броня эта, как ее, экстра...
– Боль я чувствую, а от
колдовства избави Господи, – Зоя решительными движениями перекрестилась. – А
броня моя – это молитва за меня всей Церкви Православной!
– Так значит, когда
копыта отбросишь, в рай, значит, сразу? Ну так – на перо, ткни в себя – и
ништяк, и нас от греха избавишь.
– Копыта у беса, –
грустно отвечала Зоя. – А убивать никого нельзя, а себя вообще... Себя убьешь –
не простит Господь. И я вас от греха никак не избавлю. Вот Он только может
избавить, – она кивком головы указала на Распятие.
– Не, слушай, я тут про
эту, Жанну д'Арк, по видаку смотрел. Эта не жиже, а язык как подвешен! Не,
точно вырвать надо.