При этих словах некоторые бабы завизжали от хохота; засмеялась даже сердитая жена сапожника и, плюнув, проговорила:
– - Вот он какой нагрешник, и жди от него путного!
И сказавши это, баба повернулась и скрылась на крыльце.
– - Что же это ты в такой жизни и не ужился, ведь вСна там как хорошо?
– - Такая линия подошла: оплошал -- прохворал, Бог обидел -- пропился! -- ответил работник, и этим вызвал новый взрыв хохота.
II.
С другого же дня парень стал сапожничать у Вавилы. Работать он умел и работал усердно. Гулял он только в праздники, и очень скромно: выйдет на улицу, подойдет к молодежи или мальчишек вокруг себя соберет, споет им какую-нибудь песню, расскажет что. На раcсказы он был мастер. Он знал немало сказок, историек, случаев из московской жизни, иногда правдивых, иногда вымышленных им; он и делился со всеми, кто только желал его слушать. За это его, нельзя сказать, чтоб полюбили, но все встречались с ним с удовольствием, особенно молодежь. Она окрестила его прозвищем "заводчик", имеющим двоякий смысл: во-первых, намекало на то, что он всегда "заводил" что-нибудь интересное, то есть шутник, затейник; во-вторых, оно говорило и то, что он был, по его словам, содержателем завода, на котором перегоняли водку из бутылки в глотку; и этим прозвищем все стали звать его. Алексей на это не обижался и охотно отвечал, когда его звали только по одному прозвищу.
Однажды зимой, от нечего делать, я зашел посидеть к Вавиле. Вавила с заводчиком были заняты сапожною работою, жена Вавилы помещалась на коннике за пряжей. Все были поглощены делом, но прилежнее всех занимался им заводчик. Он очень усердно наколачивал каблук. Я не удержался, чтоб не сказать жене Вавилы:
– - Ну, вот, ты тогда беcпокоилась, что он работать не будет, -- гляди, как старается.
– - Теперь-то сама вижу, что мастер, -- проговорила баба и усмехнулась.
– - Небось, не подгадим! -- весело воскликнул Алексей. -- Коли что умеем, сделаем за первый сорт.
– - А ты еще что можешь делать-то? -- спросил я.
– - Водку пить, табак курить, мало ли что, -- попрежнему весело проговорил Алексей и, отшвырнув от себя законченный сапог, принялся за другой.
– - А работы никакой еще не знаешь?
– - Вот захотел, работы еще! Одну знаю, и то хорошо; слава Богу, что этой-то кое-как выучился.
Я заметил, что в тоне, каким были произнесены эти слова, слышалась деловитость, и решил воспользоваться этим -- завести серьезный разговор. Мне хотелось узнать, как он рос, чем занимался в Москве, и, не откладывая намерения, я сейчас же закинул вопрос о том, где он родился.