— Случилось что? — Он настороженно посмотрел на Клару.
— Несчастье у девочки, — объяснила Лидия Леопольдовна. — Мать ее забрали немцы.
— Как еврейку забрали или еще за что-нибудь?
— Как еврейку. Не только женщин, но и детей сгоняют к управе. И не с лопатами, а с ценными вещами.
— Тебя отпустили или сбежала? — спросил Иван Михайлович.
— Мама сказала, чтобы я спряталась и убежала, — робко ответила девушка. — Как только услышала крики на улице, так и велела спрятаться. А потом, когда стихло, я убежала к вам.
Дед прошелся по комнате. Потом остановился возле Клары, положил тяжелую руку на ее маленькую пышноволосую голову.
— Ну ничего, не бойся, девонька. Побудешь пока у нас, а там посмотрим, как дело обернется. Отец твой украинец; может, тебя и искать не будут. Не убивайся. Будем надеяться, что и с тобой и с мамой все образуется.
Лидии Леопольдовне показалось, что дед что-то знает о событиях в городе и, когда девушки ушли в другую комнату, спросила шепотом:
— А что там затевают немцы с евреями, зачем сгоняют их?
— Откуда мне знать — зачем?
— Мне показалось, что ты знаешь.
— Ничего я не знаю, просто догадываюсь. Раз сгоняют евреев, да еще с ценными вещами, только ребенок может поверить, что их отпустят.
— Но ведь собирают с детьми. Неужто и детей ждет та же доля, что и взрослых?
— А на пожарной башне кого вешали, не детей разве?
— О боже! Да как же так можно…
Иван Михайлович ничего не ответил.
— Что будет с Кларой? Боже мой, что будет? — Лидия Леопольдовна не могла успокоиться.
— Не знаю. Ты лучше подумай, что будет с нами, если немцы узнают, где она сейчас.
Лидия Леопольдовна испуганно посмотрела на мужа.
— Что ты этим хочешь сказать?
— То, что слышишь. По головке не погладят.
— По-твоему, мы должны выпроводить ее?
— Не говори глупостей! — резко оборвал ее Иван Михайлович. — Не выпроваживать, а сберечь нужно девочку. Но не так, как ты бережешь. Захожу в дом, а они хоть бы бровью повели. Сидят, нюни распустили. А если бы это был не я, а кто-то чужой?
— Мы видели тебя в окно, — оправдывалась Лидия Леопольдовна.
— «Видели, видели»! — сердито пробурчал Иван Михайлович. — За такую неосторожность можно так поплатиться, жинка. Не забывай: дети у нас. Долго ли им проговориться.
— За Нину можешь быть спокоен, а Толя ведь не знает, что произошло.
— А нужно, чтобы знал! Чего ты на меня так смотришь? Будет знать, чем это пахнет, и язык придержит за зубами. Теперь такое время, что и дети умеют быть взрослыми. Поняла?
— Что же будем делать?
— Не знаю, надо подумать.