Теперь, глядя на голову
пророка, Иродиада задавала себе вопросы: «А что надо было делать? Вернуться в
Рим к пьянице мужу и дальше влачить свое жалкое существование содержанки,
зависящей от милостей императора? А дочь, которую надо пристроить? Почему вдруг
кто-то решает за нее, как ей жить и с кем ей жить? Разве это справедливо? И что
и этой жизни вообще справедливо? Кругом зависть, подлость, обман, жестокость.
Что им можно противопоставить, как не ту же подлость и обман?»
Мысли Иродиады прервала
служанка, которая доложила, что ее хочет видеть жена домоправителя Хузы.
Иродиада вышла в соседние покои, чтобы принять Иоанну. Та вошла бледная и
взволнованная, долго не решаясь заговорить. Когда Иродиада стала уже терять
терпение, Иоанна, потупив голову, промолвила:
— Госпожа, ради всего
святого отдайте мне голову Иоанна для погребения.
Иродиада задумалась.
— Разве ты не понимаешь,
что этого делать нельзя?
— Не понимаю, — искренне
удивилась Иоанна.
В глазах Иродиады
засветился страх. Понизив голос, словно она боялась, что их могут услышать,
проговорила:
— Если голову соединить
с телом, то он воскреснет. Ведь он же святой.
Иоанну не столько
поразила идея о воскресении пророка, сколько то, что Иродиада признает убитого
ею пророка святым. «Неужели, зная о святости этого человека, она решилась на
его убийство?» — с ужасом подумала Иоанна. Иродиада, словно подтверждая ее мысли,
сказала:
— Я думала, что святой
страшен для меня, пока он живой, но теперь поняла, что мертвый он еще страшнее.
Больше Иоанна не могла
слушать и в ужасе выбежала от нее. Ученикам она сказала, что Иродиада
отказывается отдать голову Иоанна Крестителя. Но как только у нее появится
такая возможность, она обещала им сама предать погребению голову пророка.
Ученики, подавленные горем, только молча кивнули Иоанне и, взяв тело пророка,
тронулись в путь, чтобы предать погребению своего учителя в Себастии, куда не
распространяется власть тетрарха.
Вскоре Антипа узнал, что
основное войско арабов выступило из Петры[42]
и стягивает свои силы к границам Гамалитиды. Антипа тоже повелел своему войску
двигаться к Гамалитиде, чтобы дать решающее сражение. Кроме войск, собранных в
Галилее и Перее, к нему примкнули отряды наемников из тетрархии Филиппа. С
этими силами Антипа надеялся разбить арабов. Войско Антипы вступило в бой,
когда еще не все силы тетрарха были стянуты к месту сражения. Их увлекло ложное
отступление основных сил арабов. Увлекшись погоней, конница Антипы угодила в
ловушку. Как только конная лава вошла в ущелье, прятавшиеся до этого арабские
лучники стали из укрытий расстреливать сгрудившуюся конницу, словно забивая
скот на бойне. Другие силы Ареты обошли пешие полки галилейских копьеносцев
благодаря отрядам из тетрархии Филиппа, которые перешли на их сторону. Обойдя
галилеян, арабы ударили по тылам так неожиданно, что войско, растерявшее весь
воинственный пыл, бежало. В народе распространилось мнение, что поражение
Антипы, было Божьим наказанием за казнь Иоанна Крестителя. Антипа, чтобы
избежать нареканий со стороны Рима, написал Тиберию жалобу на Арету и прекратил
военные действия.