— Мне надо в сортир.
— Лады, — миролюбиво
ответил Кабан.
После обычной процедуры
с браслетами, они вышли во двор. Солнце едва вылезло из-за лесной кромки, но
уже вспучилось, будто примерилось сразу прыгнуть в зенит. Растерянное
бледно-голубое небо явно не знало, чем прикрыться от надвигающейся жары: во всю
небесную глубину не наблюдалось ни единого облачка. Да и ветра совсем не
ощущалось. Быть жаре! Но пока еще веяло прохладой, и можно было вздохнуть
последнюю по-рассветную свежесть, увы, уже ускользающую из пор земли вверх
незаметными прозрачными струйками.
Прямой потянулся во всю
свою ширь, хрустнув затекшими за ночь суставами, мог бы и еще шире, но
металлический браслет, будь он неладен, приковывал к пышущей утробным жаром
Кабаньей туше. “Все равно хорошо. Хо-ро-шо!” Он огляделся. С крыльца открывался
чистый прямоугольник двора квадратов на двести, слева ограниченный двумя
сараями, с покосившейся кабинкой туалета меж ними, а справа и во фронт —
дощатым двухметровым забором с тремя рядами колючей проволоки по верху.
Прозрачные створки ворот — перекрещенные той же “колючкой” прямоугольники из
бруса — были закрыты, и за ними просматривалась дорога, поле и лес. По правую
руку от крыльца — шатровая поленница березовых дровишек, подле нее скамейка, а
на ней два все тех же вчерашних мужика с “кипарисами”. Они покуривали и
равнодушно глядели на пленника. А у самого крыльца их, улыбаясь, поджидал
водитель знакомого “каблучка”. Его юное, чисто умытое, лицо лучилось смехом:
— Здравствуйте, Сергей
Григорьевич, как вам у нас?
— Да кисловато у вас,
братан, — попытался сделать строгое лицо Прямой. Он хотел разозлиться, но
почему-то это никак не выходило, и рот его, того и гляди, готов был растянуться
в глупой ухмылке. Он стиснул зубы, но глазами все равно невольно улыбнулся и пошутил:
— С какого возраста в вашу кодлу принимают? После семилетки? Или надо школу
рабочей молодежи окончить?
— У нас, Сергей
Григорьевич, — наставительно ответил юноша, — все согласно устава и правил
внутреннего распорядка. Нарушений — ни-ни!
— Ну что, Охотник, —
спросил Кабан у парнишки, — в сортир-то его можно или так пускай?
— Нехай идет. Кто портки
ему стирать будет?
“Дела! — подивился
Прямой. — Значит юный Охотник тут важная фигура? Ну ладно, будет время — и с
ним потолкуем”.
Отстегнутый от Кабана, он
зашел в ветхую уборную, в которой, однако же, было идеально чисто. “Работают
здешние шныри!” — отметил он с удовлетворением. Он не торопился, да и Кабану за
дверью спешить было некуда. Вдруг явственно донесся шум приближающегося
автомобиля.